Не злите добрую колдунью! - Марина Ефиминюк
Вещи вернулись на стирку в раковину, а я поднялась на второй этаж и заглянула к Нильсу. До нитки промокший и вздыбленный, с сосредоточенным видом он отрабатывал портальное заклятие.
– Как успехи?
– Прекрасно! – Его глаза горели от восторга. – У меня получается! Смотрите, учитель!
В ванну начала прибывать чистая, свежая и, по всей видимости, ледяная вода, возможно, перетекающая из хрустального ключа в каком-нибудь первозданном лесу. Затем ванна начала пустеть, и я невольно представила, как из бочки в кустики льется ручей, а по нему в большое путешествие несутся разноцветные трусы.
– Откуда берешь воду? – поинтересовалась я.
– Понятия не имею, – радостно объявил Нильс. – Но она такая вкусная и чистая, как из королевского грота!
Я подавилась на вдохе и, кашлянув в кулак, мысленно попросила светлых богов, чтобы это все-таки оказался первозданный лес, а не личный источник его величества. Такого нахальства даже я себе не позволила бы.
– А куда сливаешь?
– В фонтан. Вернее, сначала куда получилось, а потом в фонтан, – оговорился Нильс.
– Надеюсь, не перед королевским дворцом? – сдержанно поинтересовалась я и едва не скрестила пальцы.
– У матушки перед домом. Окно моей спальни на него выходит, а там страхолюдина стоит со львом. Вот такая пасть! – Он изобразил руками львиную пасть и добавил: – И все время вода хлещет. Может, наконец снесут, а то смотреть на нее сил нет.
Похоже, школяру приоткрылась дверь в новый дивный мир, где заклятия дарили головокружительные перспективы причинять добро и сеять благодать. Даже если добрыми чары казались только магу, ее создающему.
– Чудесно, Нильс. – Я осмотрела усталую от урока портального колдовства комнату. – Теперь ты получил официальное разрешение на мытье в доме. Можешь хоть сейчас.
– Да я уже… – он осмотрел насквозь промокшие закатанные рукава рубашки, облепившие крепкие руки, – некоторым образом помылся.
– Тогда переделай заклятие.
– Опять?! – ужаснулся он.
– Нет, матушке, конечно, приятно причинять добро, но лучше пусть сливается в какой-нибудь водоем. И уберись здесь! – резко приказала я, указав на винное пятно. – Чтобы ни одной лужи на полу!
Ведьмак появился ближе к полудню, когда солнце во всю иссушало болотце возле его импровизированной купальни. Я развешивала перестиранную одежду на веревку, натянутую за кустами между двумя крепенькими рябинками. Дюк верным слугой прижимал к впалому животу корзину с таким усердием, что хрустели прутья.
Стоило выйти с нею из дома, как он вцепился в край – не отдерешь. Так и доковыляли до веревки, спрятанной за кустами от лишних глаз: сначала я, потом умертвие с корзиной, а следом снова любопытный Йосик, выступающий за любой кипеж на огороде.
– Ты бы хоть держался не с подветренной стороны, – ворчала я на Дюка, источающего незабываемый аромат.
Из-за кустов донеслась тихая брань голосом Фентона. Видать, он не сразу обнаружил грязь и практически увяз в ней. Вскоре ведьмак появился во плоти и, не утруждаясь приветствиями, недовольно буркнул:
– Почему здесь плавает мужское исподнее? Школяр топился или в доме случился потоп?
Дюк резко повернул голову и зашипел, как кот, защищающий свою территорию.
– В доме случился учебный процесс, – сухо пояснила я и, шлепнув монстра по подбородку, заставила прихлопнуть пасть. – Не шипи!
– Дрессируешь ученика и умертвие? – хмыкнул Фентон.
– То есть постирушкам ты его не учил.
– Он сам воскрес хозяйственным.
– Полагаю, Дюк нам демонстрирует, что очень хочет в мужскую купальню и переодеться в чистое. Не собираешься, сделать своего питомца счастливым? – Я покосилась на ведьмака. – Иначе он совсем опечалится и кого-нибудь сожрет.
– Теперь он больше похож на твоего питомца, – отказался он превращаться в банщика для монстра.
– Тогда я его упокою.
– Он нам нужен, чтобы открыть тайник, – напомнили мне.
– Значит, придется искупать, – вздохнула я и, пристегнув прищепкой к веревке последнюю вещь, спросила: – Отправил вчера свое письмо?
– Отправил.
– А в город зачем ходил?
Полагаю, Фентон заметил, как я подчеркнуто не смотрю в его сторону.
– Забрал у Дюпри гонорар. – Он вытащил из кармана кожаный кошель и протянул мне. – Твоя часть.
Глупо кривить физиономию, когда отдают деньги. Я забрала заработанные монеты и, ослабив завязку, посмотрела в кошель. Оказывается, рассматривать гонорар было страсть как приятно. Особенно когда он заработан в обход ковена и папане не достанется ни медяшки из этих денег.
В этот момент Йосик выскочил из зарослей лопухов и, мельтеша ножками, бросился догонять воробья. Он вообще любил погонять птиц.
О том, что погонять птиц любит и умертвие, мне было невдомек.
Увидев скачущий обед, а следом за ним конкурента, Дюк сорвался с места. Не выпуская из лап корзину, он бросился напролом через кусты. Видимо, опечаленный отсутствием чистых порток монстр перво-наперво решил пообедать.
– Фу! Стоять! Брось корзину! – выкрикнула я скороговоркой.
Внезапно прозвучал глухой удар, а следом раздался хруст. Нахмурившись, я подвинула ведьмака и выбралась из кустов. Мне открылась дивная картина, даже в книжках такого не видела, а потому не смогла бы представить и в хмельном бреду.
Сломанная корзина валялась на боку. Дюк вытянулся на пузе в грязной жиже. Руки были прижаты к бокам, голова вывернута, на вымазанной морде застыло выражение полного покоя и даже умиротворения. Зубы впивались в деревянную ножку оцепеневшего табуретопса.
– Умертвиям делают вставные челюсти? – зачарованно спросила я у ведьмака.
– Никогда о таком не слышал. – Судя по всему, он был впечатлен ничуть не меньше моего.
– Учитель! Ванная комната скрипит от чистоты! – Из-за угла дома возник бодренький Нильс, даже успевший переодеться. При виде монстра, грызущего ножку табуретки, он замер и, не поднимая глаз, пробормотал:
– Мебель они тоже едят?
– У него зачесались зубы, – с иронией ответила я. – Давай устроим банный день, Нильс?
– Вы не заставите меня мыть умертвие! – мгновенно догадался он, кого именно следовало хорошенько поскрести щеткой с мылом. – Хотите, еще раз помою ванну? Или лучше поесть приготовлю! Рыбка из тазика очень хочет попасть в котелок… Что угодно, только не мыть монстра.
– Он смердит и грязный, а я не могу его мыть, – пожала плечами.
– Почему?
– Что непонятного? Я девочка, – указала пальцем на себя, а потом показала на Дюка, – он мальчик.
– Он умертвие! – с отчаянием воскликнул Нильс. – Которое зачем-то жрет табурет.
– Умертвие мужского пола, решившее слопать табурет, а не нас, – со значением поправила я.
– А верховный? – с надеждой на спасение обратился он к ведьмаку, все еще не осознавая тот факт, что в нашей маленькой общине самый младший житель – существо бесправное.
– Нет, – в обычной манере коротко отказался Фентон.
– Но если монстр меня прикончит?! Как я объясню маме,
