Кто суккуба? Я суккуба?! - Антонина Львовна Клименкова
Ага! Томность — это от того, что кто-то устроил ей массаж. Только массирует не спину и плечи, а попу и ляжки. Персик тоже любил под настроение залезть на хозяйку и помесить лапками жирок. Причем кот при этом выпускал коготки, и массаж сопровождался иглоукалыванием. Теперь же чьи-то пальцы мягко оглаживали и массировали, а коготки на пальцах были не такими острыми, хотя и длинными, они только чуть-чуть царапали кожу, придавая ласке пикантную остроту.
Поняв, что суккуба проснулась, нежные пальцы с полупопий перебрались в ложбинку, а оттуда еще ниже — между ног, где уже стало жарко, упруго и раскрыто от усилившегося кровообращения и влажно от готовности принять большее удовольствие.
Клава, изогнувшись, поглядела через плечо, кто это там у нее в тылах притаился.
— Доброе утро, — улыбнулся Вильгельм, не убирая руки.
Он возлежал на подушках, прислонившись к кроватной спинке плечом и затылком. Роскошный и великолепный в своей бесстыдной красоте, как античный бог. И черные волосы в художественном беспорядке обрамляли бледное лицо со сверкающими глазами, рассыпались по подушкам. Маленькие розовые соски торчали на рельефе грудных мышц соблазнительными бисеринками. Торс расчерчен на кубики. Впадинка пупка, от нее темная дорожка — к темному от прилившей крови… хм, «банану». И пара «киви» в комплекте.
Клава поджала губы: вот же нахал! Разбудил и домогается! Она легла в прежнюю позу, раздвинула ноги пошире, приподняла копчик. Подумала мимолетно: видок у нее, наверное, еще тот! Синяки под глазами, волосы дыбом, кошачий туалет во рту… Хотя нет, дыхание вполне сносной свежести. Она же теперь суккуба! А это значит, что она останется идеальной в любом состоянии. Судя по тому, как предвкушающе лыбится вампирище, даже утренняя лохматость ее не портит. И ему определенно по вкусу ее толстая попа. Интересно, кусать ее он будет тоже за мягкое? Хотя там, наверное, кровеносные сосуды далеко под слоем сала, длины клыков не хватит прокусить.
Клава поелозила бедрами, ловя игривые пальцы в капкан влажных губ:
— Извини, можешь подождать немного? Мне в туалет надо, срочно.
— Очень сильно надо? — мурлыкнул Виль, наклоняясь над ней, как лермонтовский демон над невинной княжной.
— Угу, щас описаюсь, мочи нету. — Клава, не сводя с него глаз, тоже развернулась на бок.
Но покинуть постель ей не позволили.
— И всё-таки потерпи, — наложил вето на «помилование» вампир. И наложил лапы с черным маникюром на ее белое тело. — Я покажу тебе кое-что занятное. Это не займет много времени, но другого столь удобного момента у нас может не быть.
— Только недолго! — пискнула Клава.
Вильгельм, оглаживая ее бедра от колен до паха по чувствительной внутренней стороне, развернул охнувшую Клавдию на спину. Пристроился между ног, почти лег на нее сверху, но чудом умудрился не придавить. Руками завел ее руки у нее над головой, и так оставил, удерживая за запястья.
Клава мысленно взмолилась: «Лишь бы не раздавил меня! Лишь бы не описаться под ним! Вот будет позорище! Да и простыни тут не дешевые…»
Накрыв ее собой полностью, Вильгельм плавным движением проскользнул в жаркую мягкость лона. Его лицо было прямо напротив Клавиного, удивленно-растерянного. Однако вампир не собирался гипнотизировать ее взглядом, напротив, он лишь искоса, коротко посмотрел на нее из-под ресниц, чтобы удостовериться, что всё делает правильно, что ей с ним комфортно. Щеки ее раскраснелись, дыхание участилось, груди заколыхались — ее крупные соски скользнули по его груди, выписывая две зеркально отраженные спирали.
Он осторожно двинул бедрами, проникая глубже.
«Только бы не описаться!» — Клава закусила нижнюю губу, запыхтела.
Легкий изгиб сильного мужского тела — и внутри ее тела разрастается обиженная жадность из-за ускользающего удовольствия, хотелось еще больше горячей наполненности.
Вильгельм закрыл глаза, сосредоточенный на неторопливых, тщательных движениях. И Клава без смущения принялась рассматривать его лицо: рисунок губ, неприметная трещинка на нижней. Густые ресницы, тонкая кожа век. Волосы небрежными прядями свешиваются вниз, у висков зачесаны назад, заправлены за уши. На шее ходит кадык и бьется венка. Клава потянула носом: совершенно иной запах, чем у Флафа. И нисколько не похож на Михаэля или Василия. Удивительно, насколько разные у нее мужчины! И каждый по-своему хорош. Правда, именно в данную минуту Вильгельм затмевает их всех. Он определенно умеет доставить наслаждение, причем без лишней суеты. Четкая атака, плавное отступление, и снова мощный толчок… Упоительная простота!
Вот только бы не так сильно хотелось в туалет.
Клавдия не отвлекалась ни на что. Ее тело чутко отзывалось на ритм единения. В голове не было ни одной лишней мысли, кроме главной: «Терплю! Терплю! Еще немножко!..»
От тесноты внутри она ясно ощущала его скольжение в узких тисках ее женского сосредоточия. Его ствол мягко и настойчиво таранил ее матку, которая распласталась на мочевом пузыре, как на натянутом барабане. И было в этом отражение того, как сама Клава лежала, придавленная вампиром к постели. Некуда было им обеим, бедняжкам, деться от мужской ласки, некуда сбежать и спрятаться. И Клавдия, и ее матка изнемогали от яркости ощущений, от точности толчков, от собственной открытости перед этой атакой нежностью и страстью…
Клава застонала, попыталась выползти из-под вампира. Ей показалось, что еще чуть-чуть, и она опозорится — настолько сильны были эти ощущения. Аж фонтан искр из глаз…
И тут он накрыл ее губы своими. Язык уверенно пробрался в ее рот, заставил широко раскрыться перед вторжением — и принялся измываться над ее языком, над ее нёбом, прошелся по деснам и щекам изнутри. И снова вернулся к ее языку, втянул его навстречу, вынудил вступить в парный танец… Такого бесцеремонного и поглощающего поцелуя Клава никогда в жизни не испытывала! Только видела в порнофильмах и переживала за актеров, как бы те не вывихнули челюсти от усердия. Ей оставалось только попискивать от смятения, смущения и удовольствия.
Слезы брызнули из-под зажмуренных с силой век. Клава судорожно выдохнула, стиснув коленями вампира за пояс, а руками уперлась в грудь, пытаясь неосознанно оттолкнуть. Но он был неумолим — не отпустил, напротив, ускорил ритм, почти вбиваясь в ее тело. И только поцелуй разорвал.
Она вскрикнула. И содрогнулась в опустошительном оргазме.
Вильгельм сделал еще несколько движений, довершая процесс до идеала — доведя Клаву до полного бессилия.
«Я не описалась… Ура!
