Коллектор (ЛП) - Скотт Виктория

— Куда вы направляетесь сегодня?

— Бирмингем, штат Алабама, — тычу большим пальцем через плечо. — Билеты для этих ребят.

Жестом прошу Блу, Аннабель и Чарли дать мне их удостоверения. Я передаю их дежурной, которая щелкает по клавиатуре, умудряясь показать все до последнего зуба во рту.

Чарли касается моей руки, и я смотрю на нее. Убираю ее выбившиеся волосы за ухо, затем отдергиваю руку. Желание прикоснуться к ней выходит из-под контроля. Я как трехлетний ребенок, который не может держать руки при себе.

— А как насчет тебя? — говорит она почти шепотом. — Ты разве не с нами? — ее глаза наполняются беспокойством.

— Чарли, — начинаю я.

— Все в порядке, — перебивает она. Похоже, девушка уже вообразила себе самое худшее. — Тебе не обязательно возвращаться с нами.

Позади нее Блу хватает ее за пояс и тянет назад. Невовремя, и хотя мне нравится этот парень, прямо сейчас мне хочется разбить ему губу или сломать ногу. Я свирепо смотрю на него, но он продолжает держать Чарли за руку.

Когда снова заговариваю, мои слова вырываются рычанием. Я продолжаю смотреть на Блу, хотя явно обращаюсь к Чарли.

— Мне нужно кое о чем позаботиться. Но поверь мне, я вернусь.

— Как скажешь, — отвечает Чарли. — Это не имеет значения.

Я перевожу взгляд с Блу на Чарли, и, шлепните меня, идиота, у меня болит сердце. На самом деле болит от того, что она только что сказала.

Проглатываю свою гордость и пытаюсь мыслить рационально. Нет никаких сомнений, что Чарли определенно расстроена из-за того, что я сделал. То ли из-за того, что подтолкнул ее к заключению контракта, убедил, что ей нужно больше красоты, то ли из-за отказа от ее предложения прошлой ночью, я не уверен. Но тот факт, что есть из чего выбирать, вызывает беспокойство. Как бы ужасно это ни было, я немного взволнован, что Чарли расстроена. Это показывает, что ей не все равно, верно? Но это также означает, что она отстраняется, что для нее лучше. Для меня, однако, это ужасно больно.

Аннабель берет у Чарли сумку, а Чарли, в свою очередь, обнимает подругу за талию. Блу тоже не отпускает ее, и все трое пристально смотрят на меня. Ее друзья не знают, что я сделал не так. Они просто знают, что Чарли злится, поэтому и они злятся.

Во второй раз за это утро мое сердце бьется сильнее. Я бы убил кого-нибудь, чтобы иметь таких друзей.

— Смотрите, — говорю я, протягивая им посадочные талоны. — Вам, ребята, к выходу под номером двенадцать, — я делаю вид, что обращаюсь к группе, но смотрю только на Чарли. — Я прилечу следующим рейсом. Вернусь раньше, чем вы успеете оглянуться, — я смотрю на Аннабель и Блу, потом снова на Чарли. Желудок сжимается, и я говорю? — Я обещаю.

Чарли тяжело вздыхает и пожимает плечами. Как будто я вообще ничего для нее не значу.

Блу ведет ее к воротам службы безопасности, и Чарли не оглядывается, хотя я стою и смотрю на нее так долго, что люди позади меня начинают недовольно высказываться. Но Аннабель — безумная любовь к тебе, девочка — она оборачивается. Девушка машет мне, и я чувствую себя немного лучше. Я улыбаюсь так сильно, что, кажется, мое лицо вот-вот сломается. Слышу, как рядом со мной дежурный бьет ладонью по столу.

Я поворачиваюсь к ней.

Женщина выдыхает в течение полных десяти секунд и закатывает глаза так долго, что я предполагаю, что у не припадок. Уже раздумываю, не позвать ли на помощь, но потом решаю, что лучше оставить все как есть.

— Сэр, ради бога. В третий раз повторяю, за вашей спиной стоят люди, — женщина замолкает и смотрит на меня, ожидая моей реакции.

Я молчу.

Женщина наклоняется ко мне.

— Вам нужно зарегистрироваться?

Я киваю и протягиваю ей свое удостоверение. Она выхватывает его, прищуривается и вводит информацию в компьютер. Затем поднимает глаза.

— В Чикаго?

Как только она произносит это вслух, по спине пробегает холодок.

«Что я делаю? Какого черта я делаю?»

Я снова киваю.

«Я глухой. Я немой. Я схожу с ума».

Администратор заканчивает регистрацию и вручает мне удостоверение личности и посадочный талон.

— Выход седьмой, — говорит она.

Засовываю пропуск в задний карман, закусываю губу и направляюсь к выходу номер семь, где сажусь в самолет.

Лечу через всю страну.

Приземляюсь в Чикаго.

Ловлю такси до дома триста сорок четыре на Розмари-стрит.

И впервые за два года наконец-то встречаюсь с мамой.

Глава 36

Чикаго

Во время полета в Чикаго не могу перестать думать о том, как Чарли смотрела на меня в аэропорту. Она, должно быть, думает, что я избегаю ее после инцидента с поцелуем. Но это так далеко от истины. Я уже ненавижу находиться вдали от нее. Каким-то образом, где-то по пути, я изменился.

Мир всегда был моим, и я мог взять все, что захочу. Ничто не имело значения, кроме меня и моих желаний. У моего отца никогда не было для меня достаточно времени, а моя мама никогда не беспокоилась. Думал, что это дает мне прекрасный повод делать все, что хочу. А потом, когда умер, мне предоставили выбор: застрять навсегда в аду, или стать коллектором и тащить других вниз вместе со мной. Я выбрал последнее, потому что всегда выбираю себя. Я предпочел легкость греха трудностям.

Но теперь есть Чарли. После того, как ее родители умерли и ее отдали в приемную семью, у нее были все основания стать злобной грешницей… совсем как я. Но вместо этого она превратила несчастье в благодеяние. Чарли дает мне то, к чему я стремлюсь, и она видит во мне то, чего у меня никогда не было. И впервые в жизни я задаюсь вопросом, могу ли я быть тем человеком — тем, кто заботится не только о себе, тем, кто выбирает правильный и благородный путь.

Валери права.

Мне нужно сделать выбор.

Пролетая над озером Мичиган, смотрю вниз. Здания Чикаго выглядят как серые, зазубренные зубы. Между этими зубами, примостившись в коричневом доме, живет моя мама. Она — причина этой поездки, единственный способ сделать выбор и быть уверенным в принятом решении. Если я даже думаю о том, чтобы ослушаться приказа Босса, я должен знать, чем это грозит. Мне нужно точно знать, от чего я буду отказываться.

Когда самолет приземляется в аэропорту «О'Хара», с силой сжимаю руки на коленях. Женщина рядом со мной оглядывается.

— Ты в порядке, малыш?

Эта часть с «малышом» меня пугает. Я уже два года не был ничьим ребенком. Но когда выглянул наружу и увидел быстро приближающуюся взлетно-посадочную полосу, понял, что никогда не переставал быть сыном своей матери, как бы я ни старался притвориться, что это не так. Отпускаю колени и смотрю вперед.

— Нет, я не в порядке.

Дама неуверенно протягивает руку, как будто хочет похлопать меня по плечу, но знак «Пристегнитесь» гаснет, и я вскакиваю.

— Со мной все будет в порядке, — говорю ей, хотя и не знаю, зачем. Все равно больше никогда ее не увижу.

Солнце уже встало, когда я выхожу на улицу и ловлю такси. Опускаю руку, когда ко мне подъезжает темно-бордовый фургон и останавливается. Проскользнув внутрь, натягиваю бейсболку «Кабс», купленную в сувенирном магазине аэропорта. Я давно не был дома, но до сих пор помню, кому предан.

Парень с бородой до пупка наблюдает за мной в зеркале заднего вида.

— Куда направляешься? — спрашивает он низким скрипучим голосом.

Я сглатываю так сильно, что боюсь потерять язык.

— Триста сорок четыре Розмари-стрит.

Таксист вбивает адрес в свой GPS-навигатор, что, по-моему, является обманом системы. Как таксист, он должен знать каждый уголок города. Разве это не должно быть чем-то вроде гордости таксиста? Я решаю, что должно.

Когда мы приближаемся к дому моей матери, в груди все сжимается. Мне приходится постоянно напоминать себе расслабиться, чтобы дышать. В руке пульсирует боль, и я опускаю взгляд. Даже не осознавая этого, я вытащил свой пенни и выжимал из него жизнь.