Дочь кукушки (СИ) - Иконникова Ольга

Когда мы сделали остановку для короткого отдыха в маленькой деревушке, Данзас оказался рядом и прошептал:

- Советую вам переменить ваше решение, ваша светлость! Подумайте, чего вы лишитесь, пойдя на побег. Не только титула и богатства, но и уважения родных и знакомых. Вам не простят этого никогда!

Я холодно спросила:

- Это всё, что вы хотели сообщить мне, ваше сиятельство?

Он раздраженно откликнулся:

- Конечно, нет! Я умею держать слово, ваша светлость. Я обещал помочь вам и сделаю это, даже если считаю, что вы совершаете ошибку. Я узнал у секретаря его светлости, что на ночлег мы остановимся в городке Аланж. Это очень удобно для нашего с вами плана. Я не стану отводить своего коня в стойло, а привяжу его неподалеку от крыльца постоялого двора. Надеюсь, вы достаточно хорошая наездница, чтобы преодолеть верхом несколько лье? Когда мы сейчас снова тронемся, внимательно следите за дорогой. Из Аланжа вам придется вернуться на пару миль назад. На пути будет деревушка – вы должны будете проехать через нее так, чтобы вас заметили. Можете остановиться у какого-нибудь дома и спросить дорогу в столицу. Когда герцог будет вас искать, он будет уверен, что вы отправились назад, в Лиму. На самом деле вы поедете совсем в другую сторону – в город Эжерон. Там живет моя сестра. Я расскажу вам, как найти ее дом. Она укроет вас на какое-то время и подскажет, как добраться до ближайшего монастыря.

- Благодарю вас, ваше сиятельство! – на сей раз я говорила искренне. – Надеюсь, мой побег не доставит неприятностей лично вам?

Он усмехнулся:

- Я буду очень рьяно искать ваш след. Герцог еще и посочувствует мне – ведь вы уедете на моем весьма дорогом жеребце.

Мы поехали дальше. На сей раз я уже не делала вид, что сплю. Я, как и советовал граф, смотрела в окно, пытаясь запомнить наиболее приметные ориентиры. Вот заброшенная мельница, близ которой от нашей дороги идет отворотка – та самая, которая ведет в Эжерон. А вот и деревушка, о которой говорил Данзас.

- Здесь делают отличный сыр, - прервал вдруг мои мысли герцог.

Я вздрогнула и посмотрела на него с изумлением. Меньше всего мне хотелось думать о каком-то сыре.

- Здешние козы пасутся у красивого озера в горах и дают самое вкусное молоко на свете, - продолжал мой спутник, не обращая внимания на мое подчеркнутое нежелание отвечать.

Меня удивило, что первый герцог Линарии столь сведущ в вопросах, которые полагалось бы знать его слугам, но никак не ему самому.

Он сидел напротив меня, откинувшись на спинку скамьи, и в полумраке кареты мне было трудно разглядеть выражение его лица. Но голос его звучал куда теплее, чем тогда, когда я слышала его в гостиной королевы.

- Вы часто уезжаете из Лимы? – спросила я, когда молчание стало уже почти вызывающим.

Он тихонько засмеялся:

- Скажем так – я редко бываю в Лиме. Обычно я приезжаю туда только на открытие сезона – чтобы засвидетельствовать почтение их величествам.

- Но разве у вас нет в столице своего дворца? – удивилась я и тут же смутилась, потому что вопрос прозвучал двусмысленно. Могло показаться, что меня интересует его собственность.

- Есть, - кивнул он. – Но там холодно и мрачно.

- Холодно? – еще больше удивилась я. – Но разве вы не можете приказать разжечь огонь во всех каминах?

Он покачал головой:

- Есть дома, которые невозможно согреть. Там бывает холодно даже в самую жаркую пору. Тот дворец обустроен так, как желала моя матушка. Она любила прохладу и полумрак. И предпочитала темные одежды. Это был ее траур по несбывшимся мечтам.

Я нахмурилась. Я ничего не понимала.

- У нее был повод для этого? Она носила траур по вашему отцу?

Герцог чуть подался вперед, и я увидела грустную улыбку на его губах:

- Нет. К сожалению, она не любила моего отца. Как, впрочем, и меня самого.

- Что вы такое говорите, ваша светлость? – не поверила я. – Как может мать не любить своего ребенка? Уверена, вы ошибаетесь.

- Хотел бы я ошибаться, но нет. Я с самого рождения был ее разочарованием. Она мечтала о красивом и здоровом наследнике, который стал бы украшением столичных балов. А родился я – маленький и чахлый.

Он говорил о своей непривлекательности так спокойно.

- Право же, ваша светлость, - смутилась я, - вы слишком строги к себе.

- Нет, Алэйна (надеюсь, вы позволите мне вас так называть?), я всего лишь говорю правду. Мой брат был совсем другим – светловолосым розовощеким крепышом – и матушка не чаяла в нем души. Мы все любили его. А матушка всегда жалела, что первым родился именно я. Дориан стал бы куда лучшим герцогом.

- Не говорите так! – воскликнула я.

Но он будто не слышал меня. Наверно, он слишком долго об этом молчал и теперь спешил выговориться.

- Когда мне было пятнадцать лет, я подхватил лихорадку, и матушка почти не горевала, когда наш лекарь заявил, что надежды на мое выздоровление почти не осталось. Отец хотел пригласить магов из столицы, но она запретила ему это. Позднее, когда болезнь перекинулась на моего брата, она поняла, что совершила ошибку, но исправить уже было ничего нельзя. Дориан угас за несколько дней. А я поднялся с постели. Батюшка плакал от счастья, что я остался жив, а матушка… Мне кажется, она так и не смогла смириться с таким исходом дела. Она уехала в Лиму и больше уже не возвращалась в наш замок. Она не приехала даже на похороны отца. И даже когда заболела сама, не велела слугам сообщать мне об этом. Я был так ненавистен ей, что она не захотела увидеть меня даже перед смертью.

Его голос был наполнен такой болью, что я растерялась – любые слова, которые я могла сказать, показались бы сейчас легковесными.

И я впервые подумала о том, насколько мы с ним были похожи. И у него, и у меня в детстве были любовь отца и нелюбовь матери. Вот только ему, пожалуй, было еще тяжелей – ведь его не любила родная, а не приемная мать.

- Простите меня, Алэйна! Я не должен был рассказывать вам всего этого. По крайней мере, не сегодня. Не в этот день.

Я не видела его глаз, но не сомневалась, что они полны слёз. Непроизвольно я коснулась рукой его руки и почувствовала, как он вздрогнул.

- Вам не следует вспоминать об этом, ваша светлость, если эти воспоминания причиняют вам боль. Уверена, в вашей жизни были куда более приятные моменты. Друзья, любимые занятия…

Он благодарно пожал мою руку.

- Да, вы правы. У меня есть друзья, хотя, боюсь, вы будете разочарованы, когда узнаете, кто они.

- Можете быть уверены, что нет! – заверила я его.

Меня уже разбирало любопытство. Я и сама не заметила, как втянулась в этот разговор. Беседа с герцогом уже не тяготила меня.

- Один из них – рудокоп из деревни, что рядом с нашим замком. Мы с ним – молочные братья, и всё наше детство прошло в совместных играх. Признайтесь, я шокировал вас?

- Нет, вовсе нет! – возразила я. – Я не сужу о людях по их титулам. И если этот человек сумел снискать вашу дружбу, значит, он не может быть плохим.

- Я был уверен, что вы именно такая, Алэйна! – он снова улыбнулся, и улыбка на сей раз получилась светлой, теплой. – Я понял это, как только увидел вас. Вы были так разительно не похожи на завсегдатаев столичных салонов! И дело было вовсе не в том, что тогда я считал вас принцессой. Напротив, было удивительно, что, став принцессой, вы сумели остаться самой собой.

Я вспомнила, при каких обстоятельствах мы познакомились с ним, и покраснела.

- Вы пожалели меня тогда, правда? – спросил он. – Нет-нет, не бойтесь быть откровенной! Быть жалостливым способен только очень сильный человек. Я привык к тому, что надо мной смеются. Льстят в лицо, ищут моего расположения, но при этом держат камень за пазухой.

- Уверена, вы могли прекратить это, если бы захотели! – я поразилась его смирению. – У вас достаточно власти и денег, чтобы заткнуть любой рот. К вам благоволит сам король.

- Да, наверно, мог бы, - согласился он. – Но вряд ли это сделало бы меня счастливее.