Госпожа аптекарша или как выжить в Германии XVII века - Людмила Вовченко
Он осмотрел лавку, коснулся банок, втянул носом воздух.
— Новый запах, — заметил он. — Лимон? Ирина замерла. — Возможно, вы просто чувствуете чистоту, доктор. Вы ведь давно ею не дышали. ---После его ухода Ханна принесла свёрток — исписанные листы, обвязанные верёвкой.
— Das ist von Meister Braun, — объяснила она. — От покойного мужа. Ирина развернула бумаги. На первых страницах — аккуратные рецепты: настои, порошки, отвар из шалфея, рецепт против головной боли — “Wein mit Weidenrinde”. Но под конец почерк менялся, становился неровным.“Die Gilde verlangt die Zahlung. Wenn ich не верну, они отберут лавку. Храни Боже Грету.”
Сердце у неё кольнуло. Она вдруг ясно ощутила: кто бы она ни была теперь, эта женщина, Грета, любила своего мужа. А он — её.
И теперь его страхи, долги и запах его чернил — всё это её.— Ханна, — тихо сказала Ирина, — wer ist die Gilde? Кто эти из гильдии?
— Люди, что решают, кому можно варить и лечить, а кому нельзя, — мрачно ответила та. — Они придут через три дня.Три дня.
Прекрасно. ---К полудню лавка ожила.
Первые покупатели заглядывали с любопытством. Старик с тростью, девчонка за настойкой зверобоя, женщина с младенцем. Ирина продавала осторожно — больше наблюдая, чем говоря. Люди платили монетами, и она мысленно переводила их в современные цены, пытаясь прикинуть, сколько стоит один день жизни.— Frau Braun, — сказал старик, беря пузырёк, — ваш муж был добр. А вы?
— Ещё не решила, — ответила она. — Но попробую быть точной.Он кивнул, не поняв шутки, и ушёл.
Когда лавка опустела, Ирина присела у окна.
На столе лежала книга долгов, и рядом — её блокнот, современный, с чистыми листами. Она написала:“Первое правило адаптации: выглядеть как будто ты знаешь, что делаешь.
Второе: никто не должен заметить, что ты не из этого века. Третье: если всё идёт не так — улыбайся. Это всё равно производит эффект.” ---Вечером она решилась на прогулку.
Город был маленький — улочки, мостовая, вывески ремесленников. Пахло пивом, хлебом, дымом. Люди здоровались осторожно, кто-то крестился, проходя мимо — вдова аптекаря всегда казалась им существом полумагическим.На площади стоял каменный колодец. Вода в нём отражала закат.
Ирина посмотрела на своё отражение — молодое, с лёгкой усталостью, с глазами, в которых пряталась взрослая женщина из XXI века. — Ну что, Разумовская, — шепнула она. — Добро пожаловать в семнадцатый век. В ответ ветер донёс запах — дым, лаванда, лимон.Она улыбнулась.
Сзади послышались шаги.
— Frau Braun? — голос Фогеля. — Доктор, вы следите за мной? — Я наблюдаю, — спокойно ответил он. — Гильдия будет придираться. Если хотите выжить, держитесь ума и меры. — Меры у меня хватает, — сказала Ирина, — вот только ума, похоже, слишком много для этого века. — Тогда берегите язык. Он вам нужнее, чем скальпель.Он слегка поклонился и ушёл.
Ирина смотрела ему вслед и вдруг подумала, что это первый человек здесь, кто говорит с ней по-человечески, а не как с “вдовой аптекаря”. ---Поздно ночью она снова писала в блокноте:
«Вывод дня: здесь выживет не тот, кто сильнее, а тот, кто чище.
Завтра начну с мыла. С него проще объяснить людям, что чистота — не грех.»За окном шелестел ветер, где-то трещал факел, и город засыпал под запах дыма и розмарина.
А в лавке Ирина тихо взбивала первую пробную партию — растопила жир, добавила немного золы и свой крошечный пузырёк с лимоном. — Наука, держи за меня кулаки, — сказала она вслух. — И пусть формула мыла не подведёт.Пена поднялась, лёгкая, золотистая.
Ирина смотрела на неё, как на старого друга.Так начиналась новая эпоха — с запаха лимона и вдовы, решившей выжить.
Глава 3.
Глава 3
Утро пахло зольным мылом, не моим, чужим — тем самым серо-зелёным, которое больше стирает совесть, чем грязь.
Ирина стояла у бочки с водой во дворе и, как нормальный химик, делала вид, что это эксперимент: температура — «ледяная», растворимость — «никакая», аромат — «на любителя». Руки ныли, но мозг наконец вошёл в рабочий режим: означает — записать.— Frau Braun! — Ханна высунулась из двери, — Markttag. Рынок.
Слово «рынок» подействовало как кофе. Если ты попал в XVII век и хочешь держать лавку, сначала нужно увидеть, чем дышит город: кто возит соль, кто прячет сахар, кто умеет молчать про долги. Ирина затянула шнуровку (дышать теперь научилась коротко, экономно), сунула в карман чистый платок, в другую ладонь — свой брусок лимонного мыла, завернутый в ткань, и вышла на улицу.
---
Линдхайм с утра был деловой и честный.
Фахверковые стены, будто склеенные шоколадом и белой глазурью. Вывески с коваными завитками: сапожник, пивовар, свечник. На площади — гомон, запахи: свежий хлеб (плотный, как решение), дым, кислое вино, сено, квашеная капуста из бочек, корица, мед. У телеги с пряностями — перец горошком, гвоздика, длинный перец, кусочки корицы размером с палец. У травницы — связки шалфея, полыни, мелиссы, сушёные цветы бузины.— Frisch! Frisch! — кричал мясник, подбрасывая сосиски, как жонглёр.
— Eier! Milch! — звенели девчонки у корзин.Ирина шла медленно — нюхала город. Пряный, кислый, мокрый от росы, с золотой нотой меда. Тут же — боковым зрением — ловила нужное: соль (дорога, но без неё нет ни рассолов, ни мыловарения), зола хорошего выжига (белая, мелкая), живой уксус, медные крышки и, главное — стекло. Без стекла ты не аптекарь, а поэт.
— Стекло у Шустера, — подсказала Ханна. — Der Glaser. Стекольщик.
Шустер оказался угрюмым человеком с руками, которые помнили огонь. На полках — бутыли, пузырьки, стаканы с толстой шейкой. Ирина выбрала несколько: две маленькие колбы, одну запаянную бутыль, тонкую трубку (почти капилляр), пару пробок.
— Teuer, — буркнул он: «дорого».
— Gute Arbeit ist nie billig, — ответила Ирина сухо. Хорошая работа никогда не дешёвая. Он фыркнул и всё-таки убавил цену. Уважение стекольщиков — валюта надёжная.У травницы она купила лавровый лист, розмарин, шалфей, чабрец. Запахи мешались, как оркестр перед началом — ещё не музыка, но уже обещание.
—
