Лорд зверей - Джульетта Кросс
Глава 2. РЕДВИР
Куда, ради всех демонов, подевался этот Волк?
Пошел в лес — дело обычное, когда мы выбираемся вдвоём, — но на мясо он всегда возвращался. Кабан, которого я свалил пару дней назад, почти кончился: последние куски корейки шкворчали над огнём.
— Если хочешь ужин, мигом домой, Волк, — буркнул я в сторону потрескивающих поленьев.
Домом это, впрочем, не назовёшь. Мы в лигах к востоку от Ванглосы. По традиции я ухожу из клана на одиночную охоту перед тем, как мы перебираемся в зимний стан. Это даёт мне передышку и тишину — посмотреть внутрь себя без клановой суеты; взвесить нужды клана и то, как я могу лучше служить им.
Этот короткий ежегодный отпуск возвращает меня к долгу, к моей роли лорда Ванглосы. Но уединение зовёт и назад — к прошлому. Это тяжёлое, но нужное. Нельзя забывать, откуда я вышел и чьей крови я сын.
Обычно после таких вылазок наступает желанная ясность. В этот раз — нет. Под кожей зудела тревога, я не понимал — отчего. Хвост дёрнулся от раздражения. Верно, и Волк сбежал из-за этого: чуял моё беспокойство и предпочёл держаться подальше. Не винил его.
Отрезав ломоть от вертела, прожевал сочное мясо — и всё сильнее косился в темноту: Волк загулял дольше обычного, а от ужина он редко отказывается.
Ко всему добавилось чувство, незнакомое мне прежде, — одиночество. И всё равно я не рвался обратно, к своим, к воинам и друзьям. Может, и лучше вернуться: глушь не всегда дружит с головой.
Размеренный чёт лисьих… нет, волчьих следов по снегу отвёл взгляд от огня. Звериные чувства видят сквозь полумрак: чёрная туша, темнее тени, идёт рысью, а на хребте — будто бы красный плащ.
Я швырнул мясо в сторону, обошёл костёр, уперев руки в бока:
— Что на тебе, всех бесов в пасть, надето, а? — крикнул я псу.
Он приблизился, и свет огня подсказал правду: это не плащ, а женщина. В круге света гигантский Меер-волк отбрасывал широкую тень; он опустился на колени и повёл плечами, пока девушка не скатилась ему на лапы, перевернулась на спину, и вокруг головы разлились ягоды её волос — алые, как лесная рябина.
Волк уселся рядом, замахал хвостом, высунул язык — доволен собой, будто притащил трофей. Я несколько ударов сердца только и делал, что смотрел на светлую фейри. Такого цвета волос я ещё не видел ни у кого. Да и держусь я от светлых подальше. Но даже у лесных фейри такого не бывает.
Кожа почти как снег под ней. Рука дёрнулась — и я заметил перепонки между пальцами.
— Да чтоб все адские ямы… — выдохнул я. — Ты втащил в лагерь скальд-фейри. Где ты шатался?
Он заскулил и ткнулся мордой ей в висок. Она не шелохнулась, но я слышал: кровь бьёт в жилах, сердце работает — глухо, медленно, но живое.
— И что мне с ней делать? — огрызнулся я. — Она ж светлая. — Кивнул в лес: — Тащи её туда, где подобрал.
Волк коротко, упрямо тявкнул и остался у неё, как вкопанный. Меер-волк — гора, в холке с пелласийского жеребца. Но с места не сдвинулся: хвостом виляет, заслоняет девчонку — личный страж.
— Чёртов пёс, — проворчал я и всё-таки присел, разглядел поближе.
Пульс у неё был нехорошо редкий.
— Я тебе не знахарь, тварь косолапая. Чего хочешь от меня?
Кожа у неё не только белая, как снег, — на вид такая же мягкая. Лезвием когтя задену — и истечёт, а виноват буду я. Потом мородонские соседи решат, что это моя добыча, и придут за кланом.
Я зарычал. Волк зарычал в ответ.
— Заткнись. Я думаю.
Волк фыркнул, подполз к ней и ухватил зубами за рукав — тянет к нашему шатру.
— Оставь! — рявкнул я, отмахиваясь. — Порвёшь.
Наклонился, поддел её под колени и под шею.
— Умом не блещет, уж ясно. Шатается по лесу без плаща — дурочка.
Поднял её на руки — и вдохнул. Чёрт меня побери, меня словно ударило. Запах — солёная сладость, не знакомая мне, и всё же… тянет. Хотелось уткнуться носом в эти неправдоподобно красные волосы и вдохнуть глубже.
Я отогнал глупую мысль, шагнул от костра и прошёл в шатёр. Внутри всегда горит синий уголь — дыма нет, тепла хватает, да и свет у него тихий. Мы, зверо-фейри, любим живое пламя, но уголь, что добывают призрачные-фейри, в шатрах удобнее. Если достаём — используем.
Внутри было тепло. Я уложил девушку на шкуры, выпрямился и невольно уставился. Волк устроился рядом, замахал хвостом, уставился на меня снизу вверх — мол, ну?
— Награды хочешь? За то, что припер в лагерь раненую светлую? Счас.
Волк слизнул ей ладонь, ткнулся в неё носом, заскулил. Я опустился на корточки, взял её хрупкую руку в свою. Контраст резанул глаз: маленькая, тонкая, незагрубевшая — и моя, широкая, в мозолях.
— Холодная.
Волк коротко тявкнул и — клянусь всеми безднами — закатил на меня глаза.
— Вижу. Сказал вслух — думать легче. Ты-то не ершись. Застала её метель. Она не зверо-фейри — тело не держит жар, как у нас. Полагаю. О скалд-фейри я знаю чуть.
Я растёр ей пальцы между своими ладонями, потом вторую руку. Лбом тронул — жар, хоть тело ледяное.
Перебрался к шее, нащупал сонную артерию — медленно, но бьётся. Поднял флягу, плеснул на ладонь воды и капнул ей на губы.
Глаза распахнулись — зелёные, как камень в короне; кожа вспыхнула лунным светом. Она резко вдохнула — и меня прожгло разрядом от ладони до плеча. Я взвыл, соскочил со шкур, уставился на руку. Снова посмотрел на неё: глаза закрыты, кожа вернулась к прежнему цвету — если такую бледность можно назвать прежним.
— Уколола меня, — сказал я Волку. — Притащил ведьму-скалда в лагерь, ага. И вот она уже зачаровывает меня за то, что я проверяю, не останавливается ли сердце.
Волк только лизнул ей пальцы.
— Конечно, тебя она не жалит своей магией, — проворчал я. — Может, тогда ты её и подлечишь?
Волк сел, уставился на меня своим высокомерным видом.
— Прекрати, — сказал я. — Да, закон я помню. Но он про существ Тёмного народа.
Он промолчал. Смотрел.
До клана слишком далеко, целителя не приведёшь. Везти её с жаром — сгубишь. Максимум — накормить, чтоб хватило сил перебороть лихорадку.
— Ладно, чёрт побери, — процедил я и накинул на ведьму ещё один мех у ног ложа, осторожно, чтобы снова не схлопотать от её прихотливой магии. — Помогу, доволен? Но только
