Мой сводный с Цварга - Селина Катрин
В общем, я чувствовал, что мир вращается вокруг на пару световых скоростей быстрее, чем я способен воспринимать, а потому вопрос прозвучал, вероятно, слишком грубо. Честное слово, я не имел в виду ничего такого! Скорее, констатировал факт, но отец нахмурился.
— Так, Яр, мне не нравятся вот эти твои интонации. Да, она не знает нашего языка и всему будет учиться, и я очень надеюсь, что ты как старший брат во всём будешь помогать Айлин и мне не придётся за тебя краснеть. Она маленькая, на пять лет младше тебя, так что будь добр, относись к ней так, как относился бы к родной сестре. Будь для неё хорошим примером. Я надеюсь, мы друг друга хорошо поняли?
— Да, пап, — обескураженно произнёс. — Я ж не дурак какой.
Нагнулся, поднял две длинные полоски разрезанного шарфа и под пристальным взглядом отца недолго думая половину шарфа намотал на шею Айлин, а вторую — на себя. В ответ получил внезапно робкую улыбку и очень тонкие, едва уловимые цветочные бета-колебания. Девчонка не умела говорить на цваргском, но она поблагодарила меня в эмоциональном плане, и это оказалось неожиданно вкусно.
С того дня я невольно втянулся в роль старшего брата. И если вначале я это делал больше для того, чтобы доказать, что «я ж не дурак какой», и чтобы родители мною гордились, то постепенно мне начало действительно нравиться заботиться об Айлин. Я показывал и объяснял, как пользоваться техникой, потом водил по паркам и музеям, а когда она наконец начала говорить более уверенно, с восторгом взялся учить её всему, что умел сам.
Так у нас появился с ней один мир на двоих, и с каждым новым умением он ширился и светлел. Мне нравилось чувствовать себя рядом с этим ребёнком взрослым и ответственным мужчиной, я обожал те вкусные цветочные бета-колебания, которые исходили от Айлин. А когда она сама брала меня за руку, это балдёжное состояние было сравнимо лишь с тем, как будто ты годами приручаешь маленького испуганного дикого зверька, и он привыкает к твоим рукам и сам начинает из них есть. Но больше всего подкупало то, как она смотрела на меня. Не просто смотрела, а так, словно я — центр её Вселенной.
А что может вскружить голову молодому парню сильнее, чем девушка, которая смотрит на тебя как на божество? Это возносит так сильно, что стараешься быть лучшей версией себя и ужасно боишься не оправдать ожиданий. Когда тобой восхищаются, на тебя полагаются, тебе безгранично доверяют, тебя искренне благодарят — это такой крышесносный коктейль эмоций, от которого возникает зависимость похлеще, чем от любого наркотика. Нелегальный допинг, вашу швархову[1] мать, и мощнейший афродизиак в одном флаконе!
Первое прозрение меня настигло, когда Айлин исполнилось семнадцать, а мне, соответственно, двадцать три. Один из папиных друзей был у нас дома. Айлин сама приготовила еду — несмотря на штат прислуги, она очень любила это делать — и папин бизнес-партнёр отметил, что из моей сестры выйдет замечательная жена.
Жена .
Слово будто астероид обрушилось на мои резонаторы. Я замер. Воздух в комнате стал тяжёлым. Внутри что-то перевернулось. Айлин… жена. Это прозвучало так… неправильно. Ну какая из Айлин будущая женщина?
И в то же время я вдруг увидел её иначе. Она уже не была той маленькой девочкой, которая училась произносить моё имя без смешного акцента. Она была юной, красивой, умной, невероятной… девушкой . И эта мысль… Эта мысль ударила так сильно, что я почти задохнулся.
Я невольно посмотрел на неё. Она вежливо улыбалась, благодарила за комплимент, её щёки слегка порозовели. Но что-то во мне отозвалось болезненной ревностью.
Айлин — будущая жена. Но не моя.
Собственные мысли напугали. «Яр, мужик, ты чего? Совсем тю-тю?» — сказала собственная совесть. И, вторя ей, спросил друг отца:
— Арно, а как твои дети ладят между собой? Нет ревности? Я слышал, что в семьях, куда берут приёмных детей, старшие в штыки воспринимают неродных.
Отец закашлялся.
— Мой Яранель всегда отличался благоразумием и порядочностью. Я считаю, что воспитал достойного сына. Впрочем… если ты не веришь мне, Айлин, скажи, как к тебе относится Яр? Не обижает?
— Что ты, пап! Я очень люблю Яранеля! Он лучший брат на свете! Я о таком могла только и мечтать, как и о вас с мамой, — тут же ответила Айлин, очаровательно покраснев и выдав в бета-фон, что говорит чистейшую правду.
Гость засмеялся, назвав отца «бесстыдным везунчиком», а у меня эхом в голове отразилось: «Он лучший брат на свете». Ну да, брат. А ты что хотел, Яр, извращуга?
Я открыл глаза, выныривая из воспоминаний. В саду напротив меня стояла цваргиня с чернично-чёрными волосами и недовольным выражением лица.
— Яранель, ты меня слышишь? — раздражённо спросила она, ломая веточку в руках.
— Да, — машинально ответил я, но тут же осознал, что не слушал вовсе.
— Ну и что ты думаешь насчёт моего предложения? — Элионора игриво поиграла бровями.
— Прости, это которое?
Цваргиня закатила глаза.
— Яр, я, конечно, понимаю, что у тебя в голове калькулятор и сплошные вычисления, как приумножить капитал семьи, но я же уже намекнула! — Она строго посмотрела на меня и, не найдя нужной эмоции на лице, шумно вздохнула: — Ладно, говорю совсем уж открыто. Через три дня твои и мои родители снимают соседние шале на Снежном Пике. Как ты смотришь на то, чтобы незаметно заглянуть в мою комнату, когда все будут на катаниях? — Она выразительно поиграла иссиня-чёрными бровями. — Тебе уже тридцать, мне двадцать девять… Понятное дело, что определённые вещи до брака на Цварге не одобряются, но мы же прогрессивное поколение. В конце концов, я не хочу однажды оказаться в браке с мужчиной, который мне совершенно не подходит м-м-м...темпераментом.
Элионора дотронулась до моего локтя и открыто посмотрела в глаза, а я замер, шокированно переваривая услышанное. Почему-то вместо того чтобы возмутиться предложению или, наоборот, воспользоваться им, я спросил:
— А откуда ты знаешь, что наши семьи снимают шале?
— П-ф-ф, отца подслушала. Твой зовёт. Там гулянка будет в честь какого-то праздника… — Она наморщила нос, пытаясь вспомнить.
— День рождения Айлин.
— А!
