Соловей и кукушка - Анастасия Разумовская
Несправедливо. Согласна. Но, в конце концов, Ника младше меня на два года, так что должна слушаться. Ну ладно, признаюсь. Да, я завидовала её шевелюре. Не без этого. Мне приходилось пользоваться шиньоном, после того как, подражая той самой Алессандре, я остригла себе волосы в шестнадцать лет. Очень коротко остригла. Чуть ниже ушей. Ух и скандал же был дома! Хорошо хоть отцу никто не сообщил о происшествии: каждый боялся, что за мою девичью красу спросят именно с него. Но, справедливости ради, замечу, что таких роскошных волос, как у сестрицы, у меня и в лучшие годы не было.
За окном начал накрапывать дождик. Интересно, рыжий нахал уже пришёл? Стоит, наверное, под яблоней, ждёт…
Я улыбнулась, положила руку под щёку и сладко заснула. И снился мне печальный мокрый парень в бушующем море, сидящий в плетеной корзине с яблоками и мрачно ими похрустывающий.
* * *
Проснулась я от того, что кто-то тихонько шебуршал в окне. Открыла глаза и уставилась в темноту. Дождь унялся, и комнату заливал холодный лунный свет. Большая тёмная фигура загораживала оконный проём, бросая тень через всю комнату. Рама была закрыта на заглушку, но латунная ручка медленно-медленно поднималась наверх.
С сильно бьющимся сердцем я вглядывалась в тёмный силуэт взломщика. Вор? Убийца? Благородный разбойник? Мой рыжий не дождался суженой?
Да, но откуда бы он мог узнать, в какой из комнат меня поселили? Он и имени моего не знает…
Или…
— Доменика! — прошептал тот.
Ну, конечно. Кто-то сообщил ему, где ночует Ника. Глупо было называться именем сестры, но как удержаться от шутки?
Эх, повезло ей, что она ночует со мной, а не одна. Вот был бы конфуз!
— Доменика! — громче повторил парень и спрыгнул на пол, хлюпнув сапогами.
Видимо, промок основательно.
Сестра приподнялась на локте, щурясь в темноту.
— Вот ты где! — обрадовался рыжий.
Зря.
Ника истошно завизжала. Я уткнулась в подушку, хохоча. Гостиница начала просыпаться.
— Тише-тише, — зашептал ошалевший парень, замерев. — Я, видимо, окном ошибся…
Ника в праведном гневе вскочила, запахнулась в одеяло, подбежала к включателю и повернула его. Её зелёные глазки метали молнии.
— Как вы смеете… Как… Я… Вы… Подлец! Немедленно…
Парень выставил руки вперёд, то ли протягивая к ней, то ли пытаясь защититься.
— Обознался я…. Простите, сеньорита…
Он пятился к окну, а с лестницы, ведущей на второй этаж, где находилась наша спальня, послышался грохот шагов. И тут рыжий обернулся и увидел меня. Я уже поднялась над подушкой и с любопытством смотрела на него.
— Ты! — воскликнул он.
Мне хотелось засмеяться или высунуть язык, но я же воспитанная девушка. Изобразила лицом оскорблённую грандессу, вскинула подбородок. Я знала, что взгляд у меня сейчас полон льда и высокомерия. Когда-то я долго-долго репетировала этот взгляд перед зеркалом.
— Пошёл вон, — процедила высокомерно. — Иначе велю тебя высечь.
В чёрных глазах полыхнула молния, ноздри раздулись от гнева.
— Элиос, — рыкнул он. — Меня зовут Элиос. И, клянусь, ты запомнишь это имя!
Я приподняла бровь, но он уже не увидел этого — стремительно выпрыгнул в окно. В дверь застучали.
— Сеньорины, всё ли у вас в порядке? — обеспокоено спросил мужской голос.
Ника открыла было рот, но я успела раньше:
— Да. Благодарю вас, сестра просто увидела мышь.
— Мышь? В нашей гостинице? — испугался защитник.
— Ну, не мышь, а ей показалось, что это мышь.
Доменика грозно глянула на меня и снова открыла рот. Ну не дура ли?
— Ты хочешь разрушить свою репутацию? — прошипела я ей тихо. — Я-то уже невеста, а ты без женихов останешься.
Вскочила с постели, подошла и плотно закрыла окно.
— Простите за беспокойство, — пробормотал мужской голос за дверью. — Тогда я могу идти?
— Это вы нас простите. Доброй ночи.
Мужчина тоже пожелал нам приятных снов и удалился, судя по затихающим шагам.
— Ты знаешь его? Того, кто к нам залез? — дрожа от пережитого, зашептала Доминика. — Ты знаешь! Точно!
Я холодно глянула на неё и снова выразительно заломила бровь.
— Ты бредишь. Откуда?
— Но он назвал моё имя и…
— Не самое редкое, не так ли? Всё, гаси свет и давай спать. Или я всерьёз задумаюсь, почему этот человек назвал твое имя, сестренка.
— У меня самая паршивая, самая мерзкая сестра на свете! — шипела Ника, вновь повторяя ритуал засыпания.
Вот же мелочь неблагодарная! Я её, можно сказать, от покусителя на честь спасла, а она… Что бы она без меня делала?
Элиос. А красивое имя. Что-то в нём есть. Правда что-то очень женское. Не подходящее какое-то имя для молодого человека.
Интересно, а если я попрошу после свадьбы взять меня на какой-нибудь сумасшедший кутёж, принц Криштиан возьмёт? И что они там делают на этих самых кутежах? О чём нельзя рассказывать девицам, но можно печатать в газетах?
Только надо как-нибудь тайно. Например, в маске. Иначе принц Ролдао даже смотреть не станет в мою сторону… Я не знала, зачем мне нужно было, чтобы наследник смотрел в мою сторону, но почему-то сердце при мысли о нём сладко ныло. Я вновь вспоминала его холодный взгляд, чуть брезгливое высокомерное лицо, тёмные, гладкие волосы и лёгкую тень над верхней губой. И сами губы: немного полноватые, насыщенного цвета спелой черешни.
Почему-то я была уверена, что ни в чём предосудительном старший сын короля не участвует.
* * *
Утро ворвалось в комнату серым предрассветным светом и голосами слуг. Ника застонала и попыталась укрыть голову под подушкой, но я вскочила с кровати и вырывала у неё из рук мягкую крышу.
— Вставай, вставай! — закричала радостно. — Скоро солнце поднимется. Поехали скорее!
И закружилась по комнате, обняв подушку как кавалера и отстукивая босыми пятками.
Доменика посмотрела на меня красными от сна глазами.
— Когда ты вообще спишь? — спросила жалобно.
— Сон — это отсутствие жизни! — заметила я поучительно. — Когда ты спишь, жизнь перестает идти. Давай же, Ника, просыпайся!
— Даже собака во дворе спит ещё, — проворчала она.
— Но ты же не собака, верно?
— Опять трястись в машине, дышать бензином…
— Здесь нет машин. Мы поедем в дилижансе. На лошадях. Интересно, какой масти?
— О нет! — простонала она несчастно. — Лошади… тряска… дилижанс…
— Ну, оставайся тут, — фыркнула я. — Кто раньше встает, того и ванна…
— Стой! — завопила она, но было уже поздно.
Доменика продолжала ныть и жаловаться, когда мы одевались, завтракали, загружались в дилижанс. К слову, лошади оказались булаными, их шкуры золотились, ноги были словно обуты в темные сапожки и тёмные гривы красиво оттеняли мощные шеи. Я тотчас вытащила блокнот…
— Как ты можешь рисовать при такой тряске? — жалобно простонала Ника спустя полчаса.
Лошадки трюхали неспешной рысью, а мимо важно проплывали домики, сады, высокие, побелевшие на солнце камни, причудливо перекрученные сосны. Узкая дорожка поднимала нас в горы, воздух стремительно тяжелел зноем.
— Как хочется пить… какая духота…
У меня никак не получалось выписать этот бег. Я была недовольна собой и сердилась. Лошади не скакали, они как будто подпрыгнули на бумаге и застыли… Не чувствовалось движения… Никакой динамики! Матушка напротив дремала, положив голову на бархатную подушечку. Ника ныла и прижимала к лицу надушенный платок. А я… я листов пять блокнота исписала, но лошади не слушались моего карандаша.
Внезапно карета сорвалась и понеслась вскачь.
— Эй! — крикнула Ника. — Что происходит? Кучер!
Я высунулась из окна. На нас стремительно надвигались горы. Впереди я видела лошадиные бока и слышала перестук подков по камню. Оглянулась…
Ничего себе! Вот это да! Погоня! Какие-то молодчики, одетые, несмотря на жару, во всё чёрное, и с лицами, спрятавшими нижние половины до самых глаз в чёрные платки. Волосы так же были скрыты под широкополыми шляпами.
Приключенческий роман, да и только!
Их было… пятеро? Шестеро? Или с другой стороны тоже есть? Преследователи словно стекались со склонов гор и, конечно, непременно должны были нас догнать. Я вдруг подумала, что очень удачно надела брючный костюм.
— Что там, Ирэна? — пропищала Ника.
Я не ответила.
Ух и кони у них! Ни одной лишней жиринки! Под шкурами так и переливаются мускулы. А морды… Рука сама потянулась к блокноту.
— Ирэна?
Это уже проснулась матушка.
— Нас
