Ведьмин костёр: обожжённые любовью - Татьяна Геннадьевна Абалова
Я подшучивала над ней. Обещала, что она без куска хлеба никогда не останется. Если лишится папенькиного покровительства, то спокойно прокормит себя в компании бродячих артистов.
Все случилось бы так, как проходило обычно, если бы не звон колокола, оборвавшийся внезапно. Всего один удар, но сердце мое зашлось в страхе. Я подхватила юбки и понеслась к воротам. Вечно толкущийся у въезда народ тоже ничего не понял, но встревожился. Поднялся гвалт и началась давка. Все стремились протиснуться быстрей, чтобы узнать, из–за чего храмовый колокол подал такой странный знак – тренькнул и замолчал.
Меня внесло в город вместе с толпой. Сначала никто ничего не видел, но звонкий голос, крикнувший «Смотрите!» и указующий вверх палец заставили поднять глаза. Небо быстро заволакивало дымом. Сначала белым, потом все темнее и темнее и, когда мы добежали до площади, над головами уже клубилась чернота.
Горел храм. Распахнутые настежь ворота явили объятые пламенем суровые лики богов – Перуна, Хорса, Даждьбога, Стрибога, Семарга... Богиня Мокошь еще не горела, но на дереве явно проступили янтарные капли. Точно она плакала, предвидя смуту, которая никого не пожалеет. Такой пожар не потушить, таская ведра с водой.
– Это что же такое происходит? – надрывно спросил женский голос. – Какой супостат посмел?
Заметно было, что дело вовсе не в случайно упавшем огарке – храм подожгли с четырех сторон. Вскоре показались и виновники. Люди разбойного вида с факелами в руках грозились спалить каждого, кто подойдет ближе. Кинули один такой в окно соседнего дома, и огонь тут же принялся пожирать утварь и хорошо просушенное в жаркое лето дерево.
Кто–то странно всхрапнул за спиной. Я обернулась и увидела катящуюся ко мне голову городского стражника. Его упавшее плашмя тело так и продолжало крепко держать пику. А всадник, с чьего кровавого меча капала на землю кровь, зорко выискивал следующего смельчака.
Завыли, заголосили бабы, толпа бросилась врассыпную, а я метнулась к улице, что вывела бы меня к родному терему. Ни к чему играть в прятки, когда случилось нечто ужасное: в городе хозяйничал неизвестный враг. Я бежала, не жалея ног и особо не прячась, пока совсем недалеко от дома не наткнулась на преграду – лежащего поперек дороги мертвого человека.
Я вскрикнула, узнав в нем дядьку Ждана – правую руку моего отца, помогающего вести торговые дела. Страшные предчувствия заставили схватиться за сердце. Старый друг всегда был рядом с хозяином города.
Отца я нашла неподалеку. Если бы не кровь, пятном расползшаяся по спине, я бы подумала, что князь просто споткнулся и, крепко ударившись, набирается сил, чтобы подняться. Прижавшись щекой к земле, он с изумлением смотрел мне под ноги.
Глава 3
Мой прежний счастливый мир рухнул в одночасье.
– Папка, ты что? Вставай! – я упала рядом с отцом на колени. До дома оставалось не больше полста шагов. – Я помогу, ты только поднимись. Нас мама ждет.
Я тормошила его за плечо, хотя уже точно знала, что князь Беримир мертв.
Страшный треск и крики заставили меня поднять глаза на наш дом. Я смотрел и не верила. Самый красивый терем в городе враз потерял свое величие. Разбитые окна, вывалившиеся наружу занавески. Ворота широко распахнуты, а во дворе орудуют чужаки. Все в черном, точно слетевшиеся на поле брани вороны. А из окна комнаты моей сестры рвется наружу пламя.
– Дарина?! – произнесла я срывающимся голосом. Горюя над убитым отцом, я совсем забыла, что у меня есть еще сестра и мама, которые тоже в опасности. Я поднялась, чтобы бежать к ним, но в этот момент кто–то сильный обхватил меня сзади за плечи и дернул назад.
– Дура! Уходить надо!
Я попыталась вырваться из захвата крепкого мужчины – его борода щекотала мне щеку, но сбоку подскочил кто–то другой, худенький, точно ребенок, но прыткий. В такой пестрой одежде и с таким размалеванным лицом, что сразу зарябило в глазах. Он ловко натянул мне на голову колпак с колокольчиками. Я слышала, как жалобно они тренькнули. Скоморошью шапку нахлобучили так низко, что лишили зрения. Держа под руки, эти двое поволокли меня прочь от дома. Я едва успевала перебирать ногами.
– Вот так–то, девонька, никто тебя не узнает. Наша братия хоть и заметная, а все равно для людей безликая, – задыхаясь от быстрого бега, приговаривал старший, что до того назвал меня дурой. – Что люди обычно запоминают? Шапку дурацкую, дудку–свистульку да песни–пляски наши дикие. А за лицами, свеклой крашенными, они человека не видят. Так что молчи, милая. Пусть думают, что шуты заезжие из города бегут. Еще чуть и выберемся. Нам бы до ворот добраться в целости, а там у реки наши стоят.
– Мне к маме надо, – пропищала я, мотая головой, пытаясь хоть как–то сдвинуть шапку с глаз, – она с сестрой в беде.
– Им, милая, уже ничем не помочь. Всех домашних уже перебили. Мы их тела на заднем дворе видели. А отца твоего враг поджидал. Затаился, зная, что князь первым делом к жене кинется. Он сам, бедняга, в руки врага и пришел.
Я перестала двигать ногами. Повисла куклой.
– Дядька Петр, зачем ты ей о мамке с сестрой рассказал? – тоненьким голоском возмутился малой. – Тащи ее теперь волоком.
– Ты, девка, не дури, – больно ущипнул меня за щеку Петр. – Рано собралась помирать. Тебе за смерть своих еще отомстить надо. Ты теперь последняя из рода Беримиров. Так что приготовься к своей войне.
Наущения подействовали. Я передумала умирать. Теперь в моем мозгу стучало одно слово: месть. Я не понимала, как буду мстить, и смогу ли переиграть жестокого врага, даже имя которого мне неизвестно, но мое будущее обрело смысл.
Мне бы только выбраться из города, а там я добегу до крепости Ратиборов. Кинусь к мужу своему, а он к отцу и брату. Пусть соберут дружину и погонят врага с наших земель.
Меня уже не было нужды тащить, я сама бежала впереди всех, ведомая отважными мыслями. Поправила шапку, заткнула за пояс верхнюю юбку, чтобы не мешала шагу. Подняла с земли горсть пыли, закрыв глаза, кинула себе в лицо, чтобы уж наверняка не признали.
На воротах ждали. Сидели на таких же черных, как одежды, конях, с беспокойством оглядывали лица бегущих из города людей. Не хотели упустить
