У черта на побегушках (СИ) - Герда
— Я, если честно, не понял, как до этого дошло.
— Даже не задумывайся. Её ход мыслей и мне не понятен.
— Но ты сразу её поддержала.
— Просто привыкла, — улыбаюсь я и вздрагиваю, когда об мою ногу начинает тереться Пушок. На черных штанах удручающе маячит прилипший клок рыжей шерсти. Присев на корточки, я тяну руку к большой мохнатой голове, и кот послушно мурлычет, подставляя выгнутую спину и длинный хвост. Пальцы касаются толстого живота, но это сродни сокровищу для Пушка, и после непродолжительного шипения на моей коже просвечивается белесая полоса, что вскоре начинает кровоточить. Я поспешно вспоминаю, привит ли Пушок от всех кошачьих болезней, и иду к раковине, чтобы засунуть кисть под холодную воду.
— Вот же дикая тварь, — возмущается Дементор, выглядывая из-за моего плеча. — Больно?
— Скорее обидно.
— Может, он и правда больной?
— Нет, он просто жирный.
Я вытираю руку о полотенце и отхожу в сторону, пропуская к зеркалу старосту. Он сжимает в пальцах потертую карту с портретом пиковой дамы и ещё раз пересчитывает ступеньки, дорисовывая на двери маленькую ручку. Моя подруга чиркает спичкой о коробок и зажигает свечу. Мы молча смотрим на произведение недалекого искусства, и я поспешно выключаю свет, закрывая дверь в ванную комнату. Атмосфера поспешной таинственности мешается с нотами алкоголя, и редкие смешки Дементора портят всю мрачную тишину.
— Что теперь?
— А теперь, дети, давайте позовем на наш утренник Пиковую Даму!
— Если бы её призывали на утренники, то лишь малая бы часть детей фотографировалась на выпускной альбом…
— Ладно, нужно сказать «Пиковая Дама, явись».
— А разве не «Пиковая госпожа, приди»? — невнятно бурчит Дементор, убирая в карман слепящий светом телефон. — Хотя, какая разница…
— Давайте. Раз, два, три!
Мы хором, включая старосту, произносим «магические» слова, не сводя глаз с нарисованной двери. По данным часто врущего интернета, пламя свечи задрожит, в воздухе послышатся смех и шаги, а в зеркале возникнет образ. Но наше пламя горит непревзойденно ровно, в комнате царит тишина, а в зеркале видны лишь пьяные нахмуренные лица, нарисовав которые можно создать картину «Узкий круг ограниченных людей».
— Может, эта Дама — тихушница? — спрашивает моя подруга, но Дементор отрицательно мотает головой.
— Просто нельзя вызывать её в туалете.
— А где ещё нечистую силу вызывать? Только в нечистом месте, — слышу я язвительный комментарий старосты, и из меня вырывается непроизвольный смешок.
— Я чищу туалет и вообще…
Я не дослушиваю. Беру висящую на змеевике тряпку и задуваю свечу, морщась не то от дыма, не то от внезапно включенного света. Взрослая жизнь тем и отличается от детства, что после проведенного ритуала ты задумываешь не о последствиях, а об уборке. Но помада стирается скверно, и я прошу подругу найти какое-нибудь средство для чистки стекол.
С зеркала на меня смотрит уставший взгляд. В последнее время у меня много работы, и я плохо сплю. Касаюсь пальцами чуть опухших синеватых мешков и скрытой за тональными кремами серой кожи, но замираю, удивленно разглядывая поразительно длинные ногти. Они напоминают мне когти. Я отдергиваю руку, выставляя перед собой аккуратный самодельный маникюр на коротко постриженных ногтях. Показалось? Что ж, на сегодня стоит попрощаться с алкоголем.
Я вновь поднимаю голову. Прежде четкие линии ступеней растекаются и ужасающе медленно бегут к раковине. Перед моими глазами пляшут черные мушки, и я пытаюсь позвать хоть кого-нибудь, но в ванной комнате я одна, а с губ не срывается ни слова. За грудиной клубком душит резкая боль, разливающаяся по спине и руке, однако, ишемическая болезнь сердца кажется мне невероятной для моего возраста. Я облокачиваюсь о раковину, но на белой поверхности вижу красные капли, чувствую кислый привкус на своих губах и поднимаю голову: из моего носа двумя аккуратными струйками течет кровь.
Пускай и работаю я в здравоохранении, собственное здоровье заботит меня мало. Но теперь, когда ванная комната закручивается в водоворот, вызывая тошноту, я боюсь, как никогда. Я оседаю на пол, но холодный кафель не приводит в чувства, пытаюсь позвать на помощь, но лишь безмолвно открываю рот. Голова тяжелеет, но сквозь странный шум в ушах я слышу скрип двери и женский крик. Теперь мне вызовут скорую помощь, и всё будет хорошо. Две крепкие руки обхватывают меня за плечи, пытаясь поднять, но становится лишь хуже. Я хватаюсь за сердце, однако, прикосновения не идут в сравнение с медикаментами и помочь не могут. Мир меркнет, и я проваливаюсь в пустоту. В ней боль утихает, и кровь засыхает на коже стягивающей неприятной коркой. Мне мерещится красный круг, но свинцовые веки смыкаются, и я, должно быть, теряю сознание…
Глава 2
Как же сильно раскалывалась голова. Словно бы живущие во мне тараканы решили взять в лапки миниатюрные долота, чтобы выдолбить из костей черепа все афоризмы на латинском языке. Перевернувшись набок, я уткнулась лицом в мягкую подушку, судорожно вспоминая названия всех известных прежде анальгетиков, но мыслительный процесс пугал тараканов, и они били по черепной коробке с чудовищной силой. Моё измученное состояние я решила обозначить жутким похмельем, требующим простой воды, покоя и лекарств, для употребления которых требовалось открыть глаза и принять вертикальное положение. Последние минуты перед погружением спящей красавицы в алкогольную кому я помню плохо, но, кажется мне, что моё здоровье стало причиной всеобщей суматохи. Будет правильным искренне и чистосердечно извиниться, ведь я испортила праздник.
Тяжело выдохнув, я перевернулась на спину, не в силах открыть глаза. Если подумать, то это второй раз за мою жизнь, когда алкоголь оказался сильнее. Нет-нет, я не злоупотребляю подобным, однако, живу по принципу «редко, но метко». У меня нет смешных фотографий с этих встреч, нет забавных историй, ведь, едва в мой организм поступает лишнее количество алкоголя, как мозг, пропуская стадию эйфории, отправляет тело спать. События прошлого вечера ныне красуются пустым пятном в моей памяти, и надеюсь, что ребята восполнят его рассказами. Всё обрывается на Пиковой Даме, но я помню, что сидела на кафеле, пытаясь встать. Любопытство взяло верх над слабостью и вялостью, и я медленно открыла глаза.
Деревянный потолок не был той частью интерьера, которую я ожидала увидеть. Моя подруга предпочла природным материалам обычную побелку, и вкусы её были сильно модернизированы. Деревянный потолок в её доме был столь же невозможен, как молчание и тишина в квартире Дементора, и я менее уверенно перевернулась набок, чтобы осмотреть всю
