Эми Эвинг - Драгоценность
Настороже, я иду все дальше. Звенящая тишина внушает тревогу – мои шаги звучат слишком громко.
– …все-таки не думаю, что это справедливо.
Женский голос застает меня врасплох, и я замираю.
– Я знаю, Мэри, но ты ничего не можешь изменить, – отвечает другая девушка.
Я не могу сказать, откуда доносятся голоса. Я ищу место, чтобы спрятаться, толкаю дверь слева от меня, но она заперта. Так же, как и дверь справа.
– Немая на два года моложе меня. Я должна была стать фрейлиной суррогата.
Немая. Она говорит про Аннабель.
Я спешу назад по коридору, проверяя каждую дверь, но все они упорно заперты.
– Может, с этим суррогатом ничего и не получится, – говорит вторая девушка. – Вон, суррогат Курфюрстины уже умерла. И не только она. Герцогиня не будет дважды использовать одну и ту же фрейлину.
Они приближаются. Я пытаюсь вернуться прежней дорогой, но, по правде говоря, понятия не имею, где нахожусь и откуда пришла.
– Я слышала, эта какая-то особенная. Герцогиня прямо лебезит перед ней. Мне было интересно, купит ли она вообще когда-нибудь суррогата. Можешь себе представить – девятнадцать лет подряд ходить на Аукцион и возвращаться с пустыми руками?
Я цепенею. Они говорят обо мне, это ясно, но в их словах слишком мало правды. Сказать, что герцогиня лебезит передо мной – это уж чересчур.
– Ты видела ее? – спрашивает вторая девушка. Теперь я уже отчетливо слышу их шаги. Я дохожу до конца коридора и сворачиваю, но попадаю в тупик. Я в ловушке. Передо мной только две двери, другого спасения нет.
– Один раз, когда убиралась в библиотеке. Цвет глаз у нее странный, – говорит девушка по имени Мэри.
Я толкаю первую дверь – заперта.
– Это я тоже слышала. Она милая?
Ладони у меня уже липкие от пота, когда я подхожу ко второй двери – нельзя допустить, чтобы меня поймали. Как я смогу объяснить, почему оказалась здесь, одна, без сопровождения?
Пожалуйста, умоляю я, пожалуйста, пожалуйста…
И вот ручка поворачивается. На мгновение я застываю от неожиданности. Но, спохватившись, бросаюсь в комнату, быстро и бесшумно закрываю за собой дверь.
Я слышу шелест юбок, стук каблучков. Прижимаюсь к двери и жду, пока они пройдут…
– Откуда мне знать? Она же со мной не разговаривала. Не я ее фрейлина. – Голос Мэри звучит прямо за дверью.
– По крайней мере, Карнелиан скоро выдадут замуж. И нам больше не придется терпеть ее капризы.
– Эту свадьбу скоро не жди. – Мэри фыркает. Звуки шагов стихают, и голос доносится издалека. – А ты слышала…
Всё, ушли.
Я выдыхаю тяжело, со свистом, упираясь лбом в дверь и прижимая руку к сердцу, которое едва не выпрыгивает из груди.
– Ох, Вайолет, – шепчу я вслух. – Глупо, глупо, глупо. Больше никогда.
И тут на меня накатывает истерический смех, от облегчения я, кажется, глупею. Я поворачиваюсь и обнаруживаю, что нахожусь в небольшом кабинете; напротив меня еще одна дверь, у стены широкий диван на когтистых ножках и низкий столик перед ним. Предвечерний солнечный свет струится в одинокое арочное окно, а на стене рядом со мной висит большая картина маслом, на которой изображен мужчина в зеленой охотничьей куртке с породистой собакой у ног.
Я все еще хихикаю, когда открывается дверь в углу.
Мое сердце подскакивает к самому горлу, я задыхаюсь. Прятаться нет времени. Кто-то заходит в комнату, и я уже не думаю о том, что мне негде укрыться, я все равно не могу пошевелиться, даже если бы захотела, потому что меня накрывает волна головокружения.
В дверях стоит мальчик. Нет, не мальчик, а молодой человек – с виду он ровесник сына герцогини. Высокий и стройный, с растрепанными русыми волосами и крепкой нижней челюстью, он чуть кривит рот, как будто сдерживает улыбку. Он держит руку в кармане, воротник его рубашки расстегнут.
Но меня сразили его глаза. Теплые, серо-зеленые, они смотрят на меня так, как не смотрел никто с тех пор, как я оказалась в Жемчужине. Они видят во мне девушку, личность, а не суррогата. И еще: они смотрят на меня так, что я становлюсь невесомой и воспаряю ввысь.
– Здравствуй, – говорит он. Голос у него мягкий, музыкальный, приятный на слух, даже моя виолончель не издает таких мелодичных звуков.
Он смотрит на меня выжидающе. Я понятия не имею, что сказать.
– Я не слышал, как ты вошла, – произносит он наконец. – Прошу прощения, если заставил ждать.
Я могу только таращиться на него. Его рот изгибается в широкой улыбке, и я чувствую, что пропадаю.
– Твое волнение вполне объяснимо. Я знаю, что ты здесь недавно. К Жемчужине надо привыкнуть.
Я с трудом заставляю себя кивнуть головой, и это лучше, чем ничего. Откуда он знает, кто я?
Он закрывает за собой дверь. Комната вдруг становится слишком тесной для нас двоих.
– Не желаешь ли присесть? – любезно предлагает он. Я не уверена, что могу двигаться; даже мои губы как будто склеены. Я хочу что-то сказать, но голова не работает. Я могу лишь смотреть на него, любоваться простым изяществом его движений, изгибом рта, этими необыкновенными серо-зелеными глазами. Он смеется, и мое сердце раздувается как воздушный шар, от чего перехватывает горло. – Я знаю, что у тебя никогда не было компаньона, но ты можешь говорить со мной. Все в порядке. Я здесь к твоим услугам.
Надежда пробуждается во мне, заполняя собой все клеточки тела. Он здесь ради меня?
– Зачем? – то ли квакаю, то ли покряхтываю я, и мои щеки заливаются краской стыда от звука собственного голоса.
Он, кажется, рад, что наконец-то добился от меня ответа.
– Разве твоя мама никогда не объясняла тебе, для чего нужны компаньоны?
Я мотаю головой.
– Но наверняка у кого-то из твоих подруг они были?
Я задумываюсь на мгновение.
– Что, все компаньоны… так выглядят?
Он снова смеется, на этот раз громче.
– Не в точности, но, пожалуй, что да.
– Нет, – отвечаю я. – Тогда не было.
Его лицо становится задумчивым.
– Почему бы нам не присесть?
– Хм, ладно. – Я задеваю ногой угол журнального столика, приближаясь к дивану.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он.
– Да, все хорошо, – вздыхаю я, стараясь не обращать внимания на боль в ноге. Неужели я всегда такая неуклюжая? Мне кажется, что мои конечности отделились от тела и не знают, что им теперь делать.
– Что ж, – продолжает он. – Почему бы тебе не рассказать немного о себе?
Меня так давно никто не просил об этом.
– Что ты хочешь знать?
Он откидывается назад и закидывает руку на спинку дивана. Я задыхаюсь, чувствуя близость его тела, глядя на форму его рук и плеч, цвет кожи, тугие мышцы. Какая досада, что мои щеки предательски горят. Хорошо бы открыть окно.
