Фрейлина Её Величества - Дия Семина
За храмом есть небольшой особняк, очень простой, белые стены, одна дверь и несколько окон, ничего примечательного, казалось, что это административное помещение или что-то типа того. Туда никто, никогда не входит. По крайней мере, я не видела, да и тропинки нет, ровная зелёная лужайка. Может, это ошибка, я вроде бы всех уже знаю, и какая монахиня желает со мной поговорить?
Только хотела возразить ведь жилые кельи, с другой стороны, в закутке за просторной трапезной и второй часовней. Но мы прошли поворот к жилым постройкам и остановились у загадочного дома.
— Вот сюда, прошу, а мальчику пока рано входить, я сама с ним побуду, не волнуйтесь.
Марфа чуть не силой расцепила наши с сыном руки и подтолкнула меня к двери.
Пришлось подчиниться, сама открываю тяжёлую дверь и почти ничего не вижу после яркого дня, здесь нет даже намёка на свет. Пришлось ждать, пока глаза привыкнут.
Теперь с трудом различаю тёмный коридор и впереди деревянная широкая лестница на второй этаж.
А куда идти?
Кого спросить?
Так и стою в нерешительности, жду. Ведь если меня привели сюда, следовательно, есть какая-то задача, и меня кто-то ждёт или пригласил, вдруг прилетела мысль, что там сообщение от мужа. А может быть, Ульяна приехала нас проведать, но к чему излишняя загадочность. Особенно в такой ужасный момент, дети испуганы смертью несчастной Августы, у Сёмы открылся дар, мне нужно к детям и быстрее.
Решаюсь тихонько крикнуть, потому что душой я сейчас рядом с сыном. Чувствую, что с ним сейчас матушка Валентина и девочки, они что-то лепят из теста.
— Простите! Меня кто-то ждёт? — не слишком громко крикнула в темноту.
Где-то скрипнула дверь, и приятный голос заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
— Поднимись, пожалуйста.
Повинуюсь и поднимаюсь по скрипящим ступеням, и с каждым шагом сердце начинает колотиться сильнее и сильнее. Всего пятая ступень, а у меня искры из глаз и в висках тюкает так, что, кажется, оглохну сейчас, а из ушей кровь пойдёт.
Ещё ступень, и всё, не могу подняться.
Придавливает какое-то энергетическое поле или, точнее, я упёрлась в невидимую стену.
Опускаюсь и сижу на ступенях, жду как альпинист, пока тело привыкнет, пока восстановится дыхание. Мыслей пока никаких нет, кроме одной – скорее сбежать к сыну. Вышла бы эта женщина ко мне сама и не издевалась.
Но она ждёт, а я не спешу.
Отдышалась, привыкла к магическому натиску и поднялась ещё выше. Снова села и привыкаю.
Всего двенадцать ступеней, я прошла пять, села на шестой.
Этот коротенький подъём пришлось преодолевать час.
Самая тяжкая – восьмая ступень. Она так «прошлась» по моей памяти, и прошлой жизни в нашем мире. Что припомнилось всё:
Ненависть отца, тяжёлый развод родителей, внезапная смерть мамы и как от меня отвернулись все родные, только мамина сестра тётя Валя поддерживала, пока они с мужем жили недалеко, а потом овдовела, продала квартиру в Гатчине, и уехала в Тверь досматривать какую-то дальнюю родственницу с огромной пенсией. А я окончательно осиротела.
Всё это словно вчера со мной было.
Обиды, ощущение ненужности, предательство отца, которого я обожала. Он так и не вышел ко мне, когда привезла ему приглашение на нашу с Ромой свадьбу…
Вроде бы ничего такого ужасного, с Тёмой судьба гораздо суровее обошлась, а что сейчас с моей девочкой происходит даже подумать страшно.
И вдруг вспыхнула картинка.
Самый тревожный вечер из детства. Мама уложила меня спать, а отца всё нет и нет. Она измеряет шагами квартиру от окна в зале, к окну на кухне, и я эти шаги слышу, от них нарастает детская тревога. Наконец, дверь лязгнула замками и слишком зло захлопнулась.
— Ваня, ты что так поздно? Что-то случилось?
— Да, случилось! — он прошёл в туалет, долго мыл руки, а я, не понимая, что происходит, тихонько встала, подошла к двери и в щёлочку подслушиваю тяжёлый разговор.
— Ваня, в чём дело, не молчи…
— В тебе? И в девочке…
— В девочке? Какой девочке? — мама не поняла, вижу её испуганное лицо в щель двери, и тоже не понимаю, про какую девочку идёт речь, может быть, я в садике кого-то обидела и папе пожаловались на меня.
— О твоей, что ты в подоле принесла.
Мама охнула и села на стул в кухне.
— Она наша дочь…
— Нет, она чья-то дочь. Всё закроем тему, после поговорим. И не отпирайся, мне сказала твоя тётка. Стерва, каких поискать, ты ей отказала в долг дать, а она отомстила, рассказала твою тайну.
— И ты поверил? — простонала мама.
— Сначала нет, обматерил её, но потом кое-что вспомнил, и сегодня мне принесли твою карту из родильного отделения, по решению суда перерыли архив.
— Карту? Суд? Ты сам?
— Да, я решил всё проверить, не хочу воспитывать непонятно какого ребёнка, ты хоть понимаешь, кто из неё вырастет? Мать, поди алкашка, родила и бросила. Тест ДНК по суду сделают, и меня ты не поставила в известность о подлоге, обманула, на алименты можешь не рассчитывать. Моя настоящая дочь умерла! Эту сдавай в детдом, и тогда, возможно, я прощу тебе предательство. А нет, так прощай. Собираю вещи и ухожу, благо, есть куда.
Мне тогда эти слова врезались в память, как песня на иностранном языке, когда напеваешь, а смысла не понять, кроме того, что папа недоволен, мама плачет, и жизнь рушится.
Утром отец собрал чемодан и съехал с нашей квартиры.
Мама сказала, что плохая тётя наврала папе, что мы его не любим.
А потом «добрые» люди сказали маме, что у её любимого Ванюши есть женщина и давно. Так, мама и объяснила мне причину скоропостижного расставания. Но про то, что я подкидыш, никогда не заикалась, ни словом, ни делом.
В памяти те давние события стёрлись, а теперь проявились и так живо, что, кажется, я вспоминаю запах одеколона отца, и то, как наш кот испугался громкого хлопка дверью и пулей вылетел с комнаты, сильную грозу и слёзы мамы, в ту ночь она спала со мной, а я-то думала, что она испугалась вспышек молнии и грохота грома…
Мама была не права, но она
