Ткань наших душ - К. М. Моронова

— Скажи мне, — бормочет он, падая передо мной на колени, — Ты скажи мне сначала. Тогда я скажу тебе.

Он меня испытывает? Я не могу его терпеть, когда он в таком состоянии.

— Что сказать? — осторожно спрашиваю я.

Он хватает меня за руку и проводит пальцем по длинному порезу, который должен был бы стать концом моей истории. Есть что-то такое болезненное в том, как потускнели его глаза с самого утра. Кровь продолжает стекать по его шее, и это заставляет мой желудок скрутиться.

Могу ли я это сделать?

— Я-я больше не хочу быть этим персонажем. — Прижимаю руку к груди. — Я не могу просыпаться и разочаровываться в том, кого вижу в зеркале. Я не хочу быть собой.

— И это все, что нужно? — жестоко бормочет он.

Моя нижняя губа дрожит, и я кусаю щеку, чтобы сдержать слезы. Злость бушует в моих глазах, и из меня выплескивается список душераздирающих ответов.

— У меня нет друзей в реальном мире. Все меня ненавидят. И я ненавижу себя. Единственная семья, которая у меня осталась — это мой брат. Человек, которого я называла матерью, причинял мне боль всю свою гребаную жизнь, а потом умер. У меня больное сердце. Все, что я делаю, это причиняю людям боль. Я всем причиняю боль. Тебе этого достаточно?

Последнее я произношу чуть громче, чем должна была бы, но, Боже, как же мне, блять, приятно это сказать. Прокричать это.

— Это длинный список, — говорит он вполне доброжелательно.

Его глаза смягчаются.

— Твоя очередь.

Я затаила дыхание. Это на самом деле было гораздо легче сказать, чем я думала. Груз, который так долго нависал надо мной, перестал давить.

— Чтобы ты мог что?

Подводит меня к стене. Плитка на моей спине холодная, но его напряженная грудь прижимается к моей и тепло разливается по всему телу, когда его член вжимается между моими бедрами.

Губы Лиама касаются моих губ. Мягкое покалывание его слов эхом отзывается во мне.

— Чтобы я мог любить тебя так, как ты заслуживаешь.

Потом он целует меня. Целует меня так, будто умрет, если оторвется. Его руки обхватывают мою голову и ласкают так, будто я сломаюсь, если он не будет осторожен. Все, что я думала, что знала или не знала, вылетает в окно. Ничто не имеет значения, кроме нас. Не тогда, когда он так сладко целует меня и признается в любви.

— Я не могу выбросить тебя из головы, Уинн, — хрипит он между глубокими поцелуями, — Я ненавидел быть вдали от тебя этой ночью. Я ненавидел мысль о том, что Лэнстон был рядом с тобой. Ты создана для меня, ни для кого другого.

Мое сердце прыгает в груди, как дикое животное, так сильно отличаясь от своего обычного безжизненного и тяжелого состояния.

Он не дает мне даже слова вставить, такой голодный. Все, что я могу — это стонать от каждого признания и настойчивого поцелуя.

— Мне хотелось оттащить Елину за волосы, когда она заставила тебя отвезти ее в город, — признаюсь я с легкой улыбкой.

Он хихикает и приближает свои губы к моим.

— Такое порочное маленькое создание.

Губы снова на моих, и звук душа стихает, когда я теряюсь в нем. Наши языки с голоду касаются друг друга. Его руки жадно притягивают меня к себе, его набухший член пульсирует между моими бёдрами, снова и снова поглаживает мой клитор.

Я стону с каждым толчком. Тепло накапливается в моем теле, протягиваю руку и сжимаю в кулаке его член, направляя кончик к своему входу.

— Я хочу разорвать тебя на куски. Хочу, чтобы ты выкрикивала мое имя и просила еще. — Он стонет, медленно входя в меня. Я кричу так громко, что, кажется, половина поместья слышит его. Его зубы касаются моей челюсти, и он останавливается возле моего уха. — Я люблю тебя, Уинн.

— Ты сойдешь с ума, — говорю я, отдаляясь, чтобы заглянуть в глаза, мои губы кривятся в грустной улыбке. — Ты сойдешь с ума, если пойдешь за мной в темноту, Лиам.

— Я уже там, детка.

Он остается неподвижным внутри меня. Мы связаны и едины и… и…и…

— Я тоже тебя люблю.

Лиам опускает голову и кладет ее мне на плечо. Его руки сжимают мою кожу до синяков, когда он начинает двигать бедрами, входя и выходя.

— Ты сойдешь с ума, — повторяет он, и я не могу удержаться от смеха. Лиам стонет, когда мои мышцы сжимают его член сильнее, и он толкается в меня сильнее.

— Лиам, — ворчу, когда его рот возвращается к моему. Я никогда не целовала таких холодных и мягких губ, как его. Таких сокрушительных и всепоглощающих, как его. Я люблю каждый его сантиметр, каждую шутку и язвительное замечание.

— Никогда не отпускай меня, — говорит он между нашими поцелуями.

— Никогда, — бормочу я в ответ.

Он вырывается из меня и просит наклониться.

Я кладу обе руки на холодную кафельную стену и подставляю ему свой зад. Горячая вода согревает мою спину. Он направляет в меня свой член и толкается снова.

— О, блять, Уинн. Ты чертовски тугая.

Откидывает голову назад и стонет, когда хватает меня за бедра и трахает.

Я ворчу и тяжело дышу, он ласкает мою киску, приближаясь к кульминации. Все мое тело горит, я онемела, а мой уставший разум полон его признаний в любви. Я оглядываюсь на него, смотрю, как он берет меня, наблюдаю, как его толчки замедляются, и от удовольствия его брови сходятся на переносице. Глаза прикрыты красивыми длинными ресницами, но это не мешает голоду просвечивать сквозь них.

Он обводит мой клитор своими талантливыми пальцами, и это доводит меня до предела. Его толчки грубые и требовательные.

Мои губы раздвигаются, и я кричу:

— Лиам, о Боже, не останавливайся. Не останавливайся.

— Кончи для меня, Уинн. Омой мой член своими драгоценными соками.

Так и есть. Я кончаю, и все в моем теле вспыхивает от экстаза. Лиам входит в мою чувствительную плоть еще несколько раз, прежде чем кончить, изливаясь в меня и стоная, когда его член пульсирует.

Движения замедляются, и он покрывает поцелуями мою спину.

Я выпрямляюсь, руки Лиама обнимают меня властно, с любовью. Обхватывает мой подбородок и прижимает мои губы к своим.

— Уинн… ты чертовски совершенна, — шепчет он мне в губы, и я наслаждаюсь каждым его словом. — Ты — мое лекарство.

— Черт возьми,