Страж - Елизавета Владимировна Соболянская
Яхонтов-младший неохотно ушел с кухни и до полудня валялся на постели, перебирая книги с полки. Это чушь, это ерунда, а этот писатель явно не бывал нигде дальше своего кабинета и дачи на Фонтанке… Наконец часы пробили полдень, и он быстро встал, схватил офицерскую сумку, оружие, шагнул к двери, вернулся – вынул из стола бумажник с документами и деньги. Отец присылал ему в госпиталь немного, да кое-что он отыскал в столе с прежних времен. Заехать в кондитерскую хватит. Самое главное – еще немного, и он увидит Катеньку! Интересно, она изменилась за эти полгода? Подросла?
Трофим уже запряг лошадей. Увидев младшего барина, даже обрадовался:
– Вы за барышней, Алексей Аристархович?
– За ней, Трофим, за ней!
– Так давайте поторопимся, мало ли, что по пути будет!
Глава 26
Алексей трясся в коляске, смотрел по сторонам и не узнавал город. Мундиры. Много. Раненые, хромые, нищие в обрывках шинелей. Дамы испуганно жмутся к спутникам. На крыльце стоит швейцар неправильной формы. Яхонтов-младший присмотрелся и чуть не ахнул – женщина! Швейцар – женщина! А вот и дворник с могучим бюстом, заметным даже под ватной тужуркой!
– Трофим, – окликнул он кучера на перекрестке, – а чего это бабы в дворники подались?
– Так мужиков не хватает, вашбродь, – ответил кучер, – которое заведение победнее, те вот и нанимают бабу покрепче. А вдовы за любую работу берутся, лишь бы детишек прокормить.
– Понятно, – задумчиво ответил Алексей. Там, в окопах, ему казалось, что в Питере живут как и всегда. Собственно, вечеринка мачехи оставила у него именно такое впечатление. А вот город… Город показал, что и здесь, в тылу, жизнь изменилась – и довольно сильно.
Здание гимназии тоже показалось ему другим – более приземистым, обшарпанным. Кажется, его давно не ремонтировали?
Алексей осторожно спустился с коляски – хотел лихо спрыгнуть, как раньше, но вовремя вспомнил про ногу. Подошел к двери. Положил ладонь на тяжелую дверную ручку и на секунду замер – узнает ли его Катенька? И что скажет, увидев вместо студента потрепанного жизнью вояку? Эх, и зачем он надел форму? Мог подобрать что-то штатское…
– Вы за кем? – строгая дама в черном шелковом платье смотрела на Алексея с подозрением.
– За Байковой, – ответил Алексей, чувствуя сухость в горле.
– Байкова! – дама повернулась к двери, и знакомое эхо разбежалось по коридору.
Катенька вскоре выходит – бледная, худенькая. Ее большие глаза становятся еще больше, когда она видит его. А потом… девочка бросается к нему через всю просторную приемную, прижимается лицом к колючей шинели и рыдает, рыдает взахлеб! Он тоже обнимает ее за худенькие плечи и ждет, пока перестанет щипать в носу. Дама деликатно отворачивается.
– Идем? – спрашивает девочку Алексей, когда она немного успокаивается.
– Да, прошу прощения за бурную реакцию, – Катенька потупилась.
– Все в порядке, – шепчет ей он, – я тоже очень скучал! Кондитерская?
Девочка улыбается, и теперь Алексей видит, что она повзрослела и похорошела. Совсем юная девушка, еще где-то неловкая и тем особенно милая. Она подросла, платье ей явно коротко, а Зинаида и не подумала позаботиться о девочке. Что ж, это легко исправить… А пока они все-таки едут в кондитерскую!
Кофе Алексею, какао Катеньке – тут все без изменений. Однако вместо кремового пирожного девочка выбрала ореховый торт, а сам Алексей, к собственному удивлению, предпочел ягодную корзиночку с масляным кремом. Потом взял безе. Эклер. Катенька смотрела понимающе и не отказывала себе в сладостях. Пока Алексей Аристархович служил, ей не так уж и часто доставались сладости. Да и денег не хватало.
Сидя за столиком, они поначалу молчали. Потом Яхонтов-младший спросил Катеньку о близких и узнал, что муж старшей сестры погиб, один из братьев был серьезно ранен, а младший переболел тифом и теперь приходит в себя в родном доме, получив длительный отпуск «до выздоровления».
Все эти невеселые новости Катенька пересказала со всей серьезностью рано повзрослевшего человека.
– У нас в гимназии сделали дополнительный курс сестер милосердия, – сказала она наконец, – я записалась на него. Мы иногда выезжаем в госпиталь, чтобы помочь настоящим сестрам с уборкой и приготовлениями к операциям.
– Катенька, помилуйте, – изумился Алексей, – вам же сколько… двенадцать лет?
– Четырнадцать, – покраснела девочка и призналась: – В гимназию принимали только с десяти, и маменька немного подправила мою метрику.
Алексей застыл. Так вот что его все время настораживало в девочке! Вот почему она казалась более взрослой, чем он думал! Она действительно старше! Просто невысокий рост и хрупкое сложение позволили ей ввести окружающих в заблуждение. Однако девочка напряженно ждала его реакции на свое признание.
– Я понимаю, Катенька, и не осуждаю, – поспешил он ее успокоить. – И даже рад, что вы нашли для себя интересное и полезное дело. Когда я лежал в госпитале, там очень не хватало сестер милосердия. Порой некому было подать раненому лекарство или воду, ведь все вокруг были лежачими.
Девочка повеселела. Они провели в кондитерской больше двух часов – разговаривая и поедая сладости. Потом все же поехали в особняк. Зинаида Павловна встретила их с кислым лицом, но никто не обратил на это внимания. Зато Лилечка была по-прежнему рада своей подружке и сразу потащила Катеньку в детскую. Алексей же остановил няню сестры и попросил:
– Валентина, сходите завтра с девочками в магазин. Это просто неприлично, как у Катеньки руки из рукавов торчат.
– Обязательно схожу, – ответила добрая женщина, пряча в карман пару ассигнаций.
– И с пальто надо что-то сделать, – добавил Алексей, – девочка мерзнет!
– Можно к портному отнести, надставить, – предложила няня, – если в цвет подобрать, хозяйка и не заметит.
– Сделайте! – Алексей добавил еще одну бумажку и прошел к себе.
Его отпустило. Катенька не отшатнулась, не закричала в ужасе. Простила ему отсутствие манер и резкую рубленую речь. Только на самокрутки морщилась, но молчала. Алексей подошел к окну, привычным движением извлек кисет, портсигар с «гильзами» для набивки и… остановился. Посмотрел на пожелтевшие пальцы, на потрепанные завязки кисета и убрал все в стол. Пусть полежит.
