Лиза Смит - Дневники вампира: Ярость
Мередит и Роберт, отбивавшиеся от окровавленных морд, просунутых в дыру в двери, удивленно замерли. Собаки перестали щелкать зубами. Морды исчезли. Мередит незаметно отодвинулась в сторонку, чтобы посмотреть на остальных. Собаки не двигались, их глаза заволокла белая пленка. Она посмотрела на Роберта, который все еще не мог отдышаться.
Из подвала больше не доносилось никаких звуков. Было тихо.
Но они не осмеливались надеяться.
***Душераздирающий вопль Викки резко оборвался. Собака, вцепившаяся Мэтту в бедро, расслабилась и конвульсивно содрогнулась. Хватая ртом воздух, Бонни попыталась заглянуть за линию огня. Там были тела собак — они упали там, где стояли.
Они с Мэттом ошеломленно переглянулись.
Наконец прекратился снегопад.
***Елена медленно открыла глаза.
Все было тихо и спокойно.
Она радовалась, что шум прекратился, а то было очень больно. А теперь не болело ничего. Она опять чувствовала, что тело наполняет свет, но боли не было. Ей казалось, что она легко плывет на волнах воздуха. Ей казалось, что у нее совсем не было тела.
Она улыбнулась.
Поворот головы не причинил боли, а только усилил ощущение легкости. Она увидела продолговатый освещенный кусок на полу, остатки серебристого платья. Ложь пятисотлетней давности стала правдой.
Так тому и быть. Елена отвернулась. Она не хотела никому причинять вреда, и она не хотела терять время на сожаления о Катрине. Было много других дел.
— Стефан, — позвала она, вздохнула и улыбнулась. Она чувствовала себя птицей. Она чувствовала себя прекрасно.
— Я не хотела, чтобы все закончилось так, — грустно сказала она. В его зеленых глазах стояли слезы, но он улыбнулся ей в ответ.
— Я знаю. Я знаю, милая.
Он понял. Это было хорошо, это было важно. Теперь она понимала, какие вещи действительно имеют значение. Понимание Стефана было самом дорогим на свете.
Казалось, прошла вечность с тех пор, когда она на него смотрела, любовалась им, его темными волосами и глазами, зелеными, как листья дуба. Теперь она смотрела на него и видела, как в зеленых глазах светится душа. Она не хотела умирать. Сейчас, по крайней мере, хотя, если потребовалось бы, она бы прошла через все это еще раз.
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя, — ответил он, сжав ее руку. Странный, томный свет качал ее, и она с трудом чувствовала прикосновение Стефана.
Она бы испугалась, если бы его не было рядом.
— Люди на балу — с ними теперь все будет хорошо, правда?
— Конечно, — прошептал Стефан, — ты их спасла.
— Я не попрощалась с Бонни и Мередит. И с тетей Джудит. Скажи им, что я их люблю.
— Я скажу.
— Ты им сама скажешь, — вмешался другой голос, хриплый и непривычный. Дамон подполз и лег за спиной Стефана. Лицо у него было изуродовано, кровоточило, но черные глаза сверкали.
— Напряги волю, Елена. У тебя хватит силы.
Она нерешительно улыбнулась ему. Она знала правду. То, что происходило сейчас, было закономерным исходом того, что началось две недели назад. У нее было тринадцать дней, чтобы привести в порядок дела, попросить прощения у Мэтта, попрощаться с Маргарет и сказать Стефану, как она его любит. А теперь время ее вышло.
Делать Дамону больно не было смысла. Она тоже его любила.
— Я попытаюсь, — пообещала она.
— Мы отвезем тебя домой.
— Не сейчас, — деликатно возразила она, — давайте немного подождем.
Что-то сверкнуло в глубине бездонных черных глаз. Она поняла, что он тоже знает.
— Я не боюсь. Ну — немножко.
Навалилась дремота, она почувствовала, что засыпает. Мир отдалялся от нее.
Заболело в груди. Она больше не боялась, просто было жаль. Она еще так много могла сделать.
— Ой, — тихо сказала она, — как забавно.
Стены крипты искривились, стали чем-то серым и туманным, а посередине открылось что-то вроде прохода. Это был проход к другому свету.
— Как красиво, — прошептала она, — Стефан, я так устала.
— Теперь ты отдохнешь.
— Ты не бросишь меня?
— Да.
— Тогда я не буду бояться.
Что-то сверкнуло на лице Дамона. Она погладила его по щеке и удивленно посмотрела на свои пальцы.
— Не грусти, — попросила она, ощущая влагу на руках. Вдруг ее схватило беспокойство. Кто теперь поймет его, позаботится? Кто докопается до его живой души под слоем брони?
— Вы должны заботиться друг о друге, — промолвила она. К ней вернулась капелька Силы, она вспыхнула, как свечка. — Стефан, ты обещаешь? Вы обещаете заботиться друг о друге?
— Я обещаю. Елена, милая…
На нее наваливалась сонливость.
— Это хорошо. Это очень хорошо, Стефан.
Проход приблизился, она могла его коснуться. Она подумала, что за ним, должно быть, ее ждут папа и мама.
— Время возвращаться домой, — прошептала она.
А потом темнота рассеялась, и остался только свет.
***Стефан держал ее, пока у нее не закрылись глаза. Потом дал волю слезам. Это была другая боль — не такая, как тогда, когда он вытащил ее из реки. Не было злости, не было ненависти, а только вечная любовь.
От этого было еще больнее.
Он посмотрел в прямоугольник света. Елена ушла в Свет. И бросила его одного.
Он подумал, что это ненадолго.
Его кольцо лежало на полу. Он поднялся, даже не взглянув на него, глядя только на солнечный свет.
Его схватили за руку и оттащили назад.
Глаза Дамона были черны как полночь, и он держал кольцо Стефана. Стефан смотрел на него и не смел двинуться. Брат надел кольцо ему на палец. И отпустил.
— Теперь проваливай, куда хочешь, — сказал он, тяжело отваливаясь назад. Подобрав с земли кольцо, которое Стефан подарил Елене, он протянул и его.
— Это тоже твое. Возьми.
И отвернулся.
Стефан долго смотрел на золотой ободок у себя на ладони.
Потом зажал его в руке и оглянулся на Дамона. Тот лежал, закрыв глаза, тяжело дыша, измученный болью.
Стефан дал Елене обещание.
Положив кольцо в карман, он сказал:
— Пошли. Давай найдем место, где ты сможешь отдохнуть.
Он обнял брата, чтобы помочь ему подняться, а потом на несколько секунд просто крепко прижал его к себе.
16
16 декабря, понедельник
Стефан дал мне это. Он раздал большинство вещей из своей комнаты. Я сначала попыталась отказаться, потому что не знала, что с этим делать. Но теперь я придумала.
Люди начинают все забывать. Они перевирают детали, присочиняют что-то. Большинство пытаются найти случившемуся рациональное объяснение. Это глупо, но их не остановить, особенно взрослых.