Карен Монинг - Тайна рукописи

Бэрронс покосился на меня.

– Теперь вы у нас эксперт по мэллисам?

– Не эксперт, но я кое-что узнала, – огрызнулась я.

– И что же вы узнали, мисс Радуга?

Иногда он такой тупой. Но я лишь пожала плечами, поскольку этот факт делал мою маленькую месть еще слаще. Я почти смирилась с тем, что пришлось оставить подаренный мамой набор косметики, расческу, мою любимую розовую пилочку для ногтей и два шоколадных батончика на столе у вампира, что ж, потерю компенсировало выражение лица Бэрронса, когда он увидел, как я расстегиваю сумочку и достаю эмалированную коробочку, поднимаю ее повыше и тычу ему под нос.

– Например, то, что это находилось, – самодовольно сказала я, – там, где и должно было находиться. Под рукой.

Бэрронс так сильно повернул руль и ударил по тормозам, что колодки завизжали, а покрышки задымились.

– Я молодец. Давай, скажи это, Бэрронс, – подначивала я. – Я ведь молодец, правда?

Как оказалось, я могу чувствовать не только «Синсар Дабх», но и все Объекты Силы, ОС, как я решила для краткости их называть, – и я заслуженно гордилась собой, а также тем, как аккуратно мне удалось совершить первую в жизни кражу.

Мы вернулись в книжный магазин, чуть-чуть не дотянув до скорости света, и теперь сидели на знакомом диване и Бэрронс рассматривал мою первую криминальную добычу.

– Если учесть, что вы оставили свою визитную карточку на столе, для всеобщего обозрения, мисс Лейн, – сказал он, вертя в руках эмалированную коробочку, – что было поступком за гранью идиотизма, то единственное, что я могу поставить вам в заслугу – вы не дали им себя убить. Пока.

Я фыркнула. Но, черт возьми, я готова была поклясться, что это самая высокая оценка, которой кто-либо когда-либо удостаивался от Иерихона Бэрронса. Когда мы, в клубах дыма, остановились на дороге – не так уж далеко от поместья Мэллиса, – и я призналась, что оставила на столе личные вещи, Бэрронс снова разогнал «порше», и мы наперегонки с луной помчались в город.

– У меня не было выбора, – в который раз сказала я. – Я уже говорила, что иначе коробочка не помещалась в мою сумку.

Я взглянула на него, но он не сводил глаз с ОС, пытаясь понять, как открывается коробочка.

– В следующий раз я буду умнее и оставлю эту вещь лежать на месте, – ядовито сказала я. – Тогда ты будешь счастлив?

Он поднял на меня глаза, наполненные высокомерием Старого Света.

– Я не это имел в виду, и вы это знаете, мисс Лейн.

Я сымитировала выражение его глаз и ответила любезностью на любезность.

– Тогда нечего обвинять меня в том, что я приняла единственно верное решение, Бэрронс. Я не могла спрятать это под юбкой, и оно не помещалось в мой лифчик.

Его взгляд скользнул по моей груди и застыл не несколько секунд.

Когда его внимание вновь переключилось на коробочку, я перевела дыхание и тупо уставилась на темную макушку. Бэрронс только что одарил меня самым чувственным, самым сексуально напряженным, самым голодным взглядом из тех, что доставались мне в течение жизни, и я была абсолютно уверена, что он этого даже не заметил. Мои груди внезапно потеплели и отяжелели, а во рту стало до неприятного сухо.

Возможно, Иерихон Бэрронс был всего на семь или восемь лет старше меня, и, возможно, он был тем, кого иные женщины называют «невероятно привлекательным на свой темный, опасный лад», но он и я – выходцы из разных миров, мы по-разному смотрим на жизнь. Газель не может спать со львом, разве что мертвым сном в луже крови. После минуты озадаченного молчания я помотала головой, выбрасывая из головы невероятный взгляд, – все равно он в моей бедной голове не укладывался, – и решила сменить тему разговора.

– Ну так что это? Есть идеи? – Ощущение, которое вызывала коробочка, отличалось от того, что вызывали фотокопии «Синсар Дабх». Хоть я и почувствовала тошноту, как только зашла в комнату, но она не была невыносимой, даже когда я обнаружила, что стою прямо возле этой вещи. Я воспользовалась глупой перепалкой Бэрронса и Мэллиса, чтобы опробовать свои воровские способности. Держать коробочку в руках было неприятно, но я справилась со своим бунтующим желудком.

– Если это то, что я думаю, – ответил Бэрронс, – то оно почти так же важно, как сама Темная Книга, и так же необходимо нам. Ага, – удовлетворенно заметил он, – вот ты где.

Со слабым «клац» коробочка раскрылась.

Я наклонилась вперед и заглянула в нее. Внутри, на черном бархате, лежал полупрозрачный черно-синий камень, выглядевший так, словно его откололи, судя по острым чистым сколам, от большей плиты. Гладкая поверхность с двух сторон и неровные места скола были покрыты рунами. Внешние края камня словно светились странным синеватым светом, такой отблеск бывает на свежесколотом угле. От одного взгляда на него меня охватил ледяной ужас.

– Ах да, мисс Лейн, – пробормотал Бэрронс, – вам, конечно же, нужны объяснения. Отстраняясь от несовершенства методов, теперь мы владеем двумя тайными камнями, необходимыми для того, чтобы раскрыть секреты «Синсар Дабх».

– Я вижу только один, – сказала я.

– Второй хранится у меня в подвале. – Иерихон нежно провел пальцами по поверхности тихонько жужжащего камня.

– А почему он издает этот звук? – Я начала всерьез интересоваться тем, что еще может скрываться под гаражом Бэрронса.

– Он, должно быть, чувствует близость своего сородича. Этот звук означает, что когда все четыре камня соберутся вместе, они споют Песнь Творения.

– То есть они что-то создадут? – спросила я.

Бэрронс пожал плечами.

– В языке эльфов нет эквивалента «созиданию» и «разрушению». Есть только Творение, Действие, оно включает обе указанные вещи.

– Странно, – сказала я. – Наверное, у них очень бедный язык.

– У них очень точный язык, мисс Лейн. Если вы с минутку подумаете, вы придете к выводу, что это не лишено смысла: рассмотрев вопрос, вы поймете, в чем смысл, а поняв смысл, избавитесь от замешательства.

– А? – Я не только не избавилась от замешательства, я провалилась в него еще глубже.

– В процессе создания чего-либо, мисс Лейн, вы уничтожаете то, чем оно являлось изначально. Даже если вы начинаете с пустого места, оно тоже будет уничтожено, когда на этом месте что-то появится. Для Туата Де нет разницы между созиданием и уничтожением. Есть лишь покой и изменение.

Я никудышная ученица. Я едва справилась с курсом философии в колледже. Когда я пыталась читать Жан-Поля Сартра «Бытие и ничто», я впадала в непреодолимую нарколепсию, которая начиналась после двух-трех параграфов и заканчивалась глубоким, похожим на кому сном. Единственное, что я могу припомнить из «Превращения» Кафки, это отвратительное яблоко, упавшее на спину жука, а глупая история Борхеса «Аватары черепахи» не научила меня ничему, кроме того, что мне гораздо больше нравится маленький кролик Фу-Фу – эти слова ритмичные, и под них можно прыгать через скакалку.