Замуж за монстра - Анна Григорьевна Владимирова
— Давно уже нет. И не надо меня оправдывать. Ты сама говорила, что я дерьмово использовал эти годы. И ты права. — Она начала было мотать головой, но я схватил ее за подбородок, вынуждая смотреть мне в глаза. — Мне не нужна твоя жалость. Я хочу быть достойным большего. Но знаю, что недостоин.
— Это не тебе решать. А мне, — неожиданно уверенно возразила она.
— И что ты решила? — пытливо сощурился я.
— Я давно все решила.
— Что хочешь Тахира?
Ведьма досадливо мотнула головой, и я выпустил ее, скрипя зубами. И что мне Сбруев-то покоя не дает? Ему до меня с Ринкой и дела нет, что паршивее всего! Зато между нами продолжает стоять костью в горле!
— Черт, да ты радоваться должен, что я хотела его, а не тебя! Ну кто в своем уме хотел бы тебя, Миш?! Я же знала о тебе только жуть всякую! Да меня закрывать в психушке было бы в пору, а не во врачи выпускать!
— Да что ты говоришь? — азартно оскалился я.
Нет, я понимал, что сам идиот — испортил-таки вечер, но ее искренние возмущения завели не на шутку и меня, и зверя. Радоваться я должен! Сейчас! Вот как раз собирался!
Я поднялся рывком и бесцеремонно сгреб ведьму в охапку вместе со спящим котом. Дали, правда, быстро покинул недовольный комок из пледа и ведьмы на моём плече, благоразумно сбежав в кухню, и в спальню я унес ведьму в единоличное пользование. Повод забылся сразу. Ринка недовольно пошипела первые минуты, пока я разворачивал ее, как подарок, из пледа, но, оставшись голышом, притихла и сдалась. Хотел я ее оставить в покое и не трогать? Нет, в уме моему врачу не откажешь — зверь был солидарен. Я оголодал с утра так, будто снова держал ведьму в руках впервые за десять лет. А она идеально мне сдавалась в подчинение.
Достоин ли я ее? А какая разница? Дам ей право выбора? Нет. Пусть делает, что хочет: — жалеет меня, ненавидит, любит… а я буду сжигать ее в постели дотла.
Что-то было во всем этом не так. Ринка сжалась подо мной и забилась испуганной птицей, но мне не хватило силы воли разобраться. Слишком жесткие пальцы? Пожалуй, я добавил ей синяков на теле. Слишком громкое рычание зверя? И это так, но ведь я оборотень… Голодный, бравший свое и не собиравшийся кого-то спрашивать… И все это так гладко меня оправдывало…
… только Ринке от этого ни черта не легче.
Ее сердце загнанно билось, ресницы дрожали слишком быстро, а дыхание становилось хриплым. И всему виной — я.
— Куда ты? — усмехнулся ей на ухо, когда она едва не выскользнула из моих дрожащих рук на постель, расслабив ноги на моих бедрах. — Ночь только началась…
— Я не могу так, — всхлипнула она, а я осознал, что впервые дал ей право голоса.
И это отрезвило.
— Рин, я же не сделаю тебе больно, — неуверенно прошептал, а тело медленно немело от холода осознания, что я… я же едва не набросился на нее и не взял снова силой.
Она тяжело сглотнула, нерешительно хватаясь за мои плечи:
— Я знаю, — соврала.
Вот так мы откатились назад. С приходом ночи и возвращением голода я стал монстром, а она — моей вынужденной жертвой, которую я хоть и обещал оставить в покое, но снова этого не сделал. Метка на ее шее кровоточила.
Я уложил Ринку на кровать и, притянув к себе спиной, машинально зализал рану. Не было сил смотреть ей в глаза, но я хотел держать ее в руках.
И реветь от отчаяния.
— Прости, — шептал ей в висок. — Прости, я не хотел…
— Я знаю, что тебе тяжело, — вздохнула она прерывисто. — Мы знали, что легко не будет…
— Может, если бы не ошейник, ты чувствовала бы себя со мной иначе?
Она мотнула головой.
— После первой ночи с тобой я плакала, а на мне не было никакого ошейника, — вдруг огорошила меня.
— Что? — прохрипел я. — Ты же засыпала в моих руках, и я думал, что все хорошо…
— Я плакала потом, — шмыгнула она носом. — Было и хорошо, и очень больно, и страшно… и меня это дико испугало. — Она выпуталась из моих рук и села рядом, обнимая коленки. — Быть с тобой оказалось гораздо страшнее, чем я представляла. Вернее, я вообще этого не представляла тогда.
Я поднялся и спустил ноги с кровати, отворачиваясь. Нет, для меня это все не было новостью. Но я надеялся, что…
А на что вообще я рассчитывал?
…Однажды я убил слишком похожую на Ринку шлюху. Это было давно, в аффекте сжирающей меня боли и голода. То, что она оказалась подосланной ведьмой, не особо меня оправдывает. Это выяснилось позже. Но ужас от того, что ни черта не соображал тогда, временами оживал в душе. Как сейчас.
Когда любишь кого-то, будучи чудовищем… бывают последствия. А ведь Ринке тогда досталась ещё и моя метка. И теперь — тоже.
— Это я сдала нас матери. Я плакала. Она услышала и все узнала, — тихо шелестел ее голос позади. — Я оправдывалась тем, что ты убил родителей… а на самом деле я боялась вернуться к тебе, зная, как это — когда ты одержим кем-то…
А я подумал, что она как Дзери. Я оставил её покалеченной после себя, и она и не позволяла никому себя трогать всё это время. Глупо было этому радоваться.
— …Знаешь, нам обоим было легче, когда ты меня ненавидел, — шмыгнула она носом. — И боль казалась логичной.
— Я тебя не ненавидел, — отвел я взгляд. — Я одержим тобой, да…
В груди вдруг взорвалась злость, и я раздраженно зарычал, поднимаясь.
— Миш… — испуганно позвала Ринка.
— Я не знаю, как жить без тебя! — обернулся я. — Я не знаю, как жить с тобой! Может, ты права, что не являлась! Я не думал об этом никогда!..
— Миш, я здесь, — выпрямилась она, вставая на коленки. — Какая разница, была я права или нет?
— Я причиняю боль, — принялся я ходить туда-сюда. Зверь готов был сорваться, выпустить когти, взять право голоса и сбежать отсюда, чтобы не смотреть
