Sexбомба - Федор Галич
Однажды, глядя на беспомощного старика, он, даже, впал в жуткую депрессию по поводу своего неминуемого старения и постепенного движения в сторону кладбища. Кирилла начали душить эгоизм и ревность по отношению к такой же цветущей, как и раньше, нисколечко не изменившейся со дня их знакомства юной Ларе. Его душа разрывалась от одной только мысли о том, что его красивую девочку, после его смерти, заберёт себе какой-нибудь пузатый ублюдок и будет с ней всяко развлекаться, пока его в могиле будут жрать черви. Кирилл, грешным делом, стал даже подумывать о том, как перед смертью механически повредить Лару, чтоб умереть с ней в один день, и втайне от девушки внимательно изучал техническую инструкцию к ней, найденную им внутри её упаковочной коробки.
Обычно людей от таких мрачных мыслей хорошо отвлекают работа или путешествия, но у Кирилла такой возможности не было. Путешествовать ему не позволяли должностные инструкции, запрещающие пересекать границы штата, а на работе у него «нарисовалась» такая «чёрная полоса», что его мысли от этого стали ещё мрачнее.
Словно дряхлый, облезлый, съедаемый паранойей и блохами «сутулый пёс», затравленный интригами на работе и загнанный в угол завистливыми коллегами, Кирилл, бледный, как обескровленный вампирами персонаж трагического фильма, приковылял после очередного рабочего дня в свою благоустроенную «конуру» и, не раздеваясь, обессиленно рухнул в просторное кожаное кресло.
— Ну, всё. Доигрались. Финита ля комедия! Мы под колпаком у Мюллера, — громко объявил хозяин шикарного дома и от досады, с силой швырнул кожаный портфель на диван в сторону лежавшей возле дивана игуаны. Игуана тут же забилась под диван и, замерев, выпучила на хозяина испуганные глаза.
— Мюллер, это тот плюгавенький офицер Гестапо из фильма «Семнадцать мгновений весны», который гонялся за русской радисткой? — в шутливой манере предположила Лара, встречающая своего господина в полупрозрачном костюме «восточной красавицы», при этом грациозно виляя бёдрами и пританцовывая «танец живота». — Ты хочешь поменять тонкую «восточную» тематику вечера на грубую «немецкую» и поиграть со мной в «Штирлица и ту самую радистку Кэт»?
— Это офицер внутренней безопасности Пентагона. Скрупулёзный и дотошный педант немецкого происхождения, Карл Мюллер, который гоняется за русским программистом и пытается схватить его за яйца, — передразнивая Лару, в хамской манере, уточнил Кирилл, давая всем своим видом понять, что ему сейчас не до шуток и уж тем более не до «ролевых» игр.
Ослабив на шее галстук, он привстал с кресла и, взяв с барного столика бутылку виски, сел обратно. — Узнав, что я, обладая немалым доходом, живу один в огромном доме и без прислуги, он заподозрил неладное и установил за мной тотальную слежку, — откупоривая бутылку, процедил сквозь зубы Кирилл и, отхлебнув «из горла», поморщился. — Естественно, его «жучки» зафиксировали то, что я каждый день разговариваю с какой-то молоденькой девушкой, которая никогда не выходит из дома и о которой я не сообщил в анкете при приёме на работу. А сегодня, он раскрыл передо мной все карты и предупредил, что если я не предъявлю ему удерживаемую мной в доме девушку, и он лично не допросит её, то он будет считать меня русским шпионом и добьётся моего ареста, — указывая на себя бутылкой, процитировал Мюллера, Кирилл и, сделав ещё несколько глотков, ехидно ухмыльнувшись, обратился к Ларе: — Что предпримем? Всё по старой схеме? Приглашаю его в гости, знакомлю его с тобой, он влюбляется, получает от тебя жёсткий отказ и на обратном пути прыгает на автомобиле с моста?
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, — громко засмеялась Лара и прижала указательный палец к своим губам, давая понять Кириллу, что их могут подслушивать и сейчас. — Я обожаю твой юмор! А если серьёзно, то чего тебе бояться? Ты меня ни у кого не похищал, я живу у тебя в доме по доброй воле, а то, что у меня врождённая боязнь открытых пространств, и я не выхожу по этой причине из дома, так это не преступление. Пусть придёт и допросит несчастную больную женщину. А тебя я предупреждала, что ты своей стеснительностью наскребёшь себе кучу проблем. Зачем ты скрываешь от всех свою любовь к убогой девушке? Это же не жалость, а настоящее чувство. Чего его стесняться? На работе никому не сказал, прислугу из-за этого не заводишь…
Пока Лара говорила это всё Кириллу, она успела взять чистый листок бумаги и, положив его перед хозяином, написала на нём «Напиши мне его полное имя, номер телефона или адрес электронной почты, и мы через недельку возьмём этого Карла за его «кораллы», и он станет молчаливым, как рыба. А пока потяни время».
— Да. Ты права! Надо было сразу об этом в анкете указать и не пришлось бы сейчас ни перед кем оправдываться, — медленно, и чуть громче обычного, произнёс эту фразу Кирилл, пытаясь на ходу сочинять для Мюллера легенду своей таинственной сожительницы и, одновременно, писать на листке бумаги его данные для Лары. — А теперь придётся впускать его в наш с тобой романтический мир, чтобы доказать ему, что никакой я не русский шпион, имеющий воинское звание, а обычный рядовой американский программист русского происхождения, преданно и добросовестно служащий на благо Америки. Прости меня за то, что я не смог укрыть тебя от посторонних глаз и уберечь от неприятных расспросов, которыми тебя будет изнурять этот неприятный человек, — заранее извинился перед «больной» девушкой Кирилл, протягивая ей листок с информацией о Мюллере.
— Не беспокойся, любимый, — сворачивая листок бумаги и пряча его в золотистый лифчик «восточного костюма», заботливо ответила Лара. — Чтоб «отмыть» твою безупречную репутацию, я готова голыми руками отдирать прилипшее к тебе дерьмо. А пока, я хочу развлечь своего господина и дотанцевать ему страстный «танец живота». Тем более что до этой неприятной процедуры допроса, у нас с тобой есть целая неделя. Это, конечно, не тысяча и одна ночь, но твоя Шахерезада и за неделю сделает так, что ты позабудешь о невзгодах и переложишь все свои дурные мысли с больной головы — на здоровую головку, — эротичным голосом пообещала «восточная красавица», раскочегарила для хозяина фруктовый кальян, приглушила свет, включила ритмичную музыку и начала пластично извиваться вокруг своего «Султана».
Четыре
