Вера Чиркова - Глупышка (СИ)
— Ты надеешься меня соблазнить? — с едкой ухмылкой поинтересовался мужчина, неотрывно следивший за действиями странной чтицы.
— Я надеюсь сначала тебя обнять, — серьезно сообщила девушка, возвращаясь к креслу, — а потом отвесить оплеуху за грязные предположения.
— Что?! — на миг остолбенел он, потом зло сощурился, — девочка любит играть в строгую госпожу?
— Раньше девочка любила играть в прятки, — усевшись на кресло, Эста достала кусок полотна и баночку крема. Спокойно макнула уголок ткани в крем и начала стирать с лица все, что четверть часа назад так старательно нарисовала, — и у нее было два брата. Один играл с ней часто, потому что был старше всего на три года, а вот второй почти всегда был занят. Он был наследником и отец старался научить его всему, что знал сам, чтоб род процветал и дальше. Но когда он приезжал с дальних пастбищ, всегда привозил девочке подарки, и интересные истории. Привозил крошечных зайчат и ежат, орехи на веточке и малину в походной фляжке. И рассказы про горные луга, где разнообразные цветы огромны и роскошны как на лучших клумбах, где облака не над головой, а под ногами, где звезды так близко, что их можно достать рукой. Он называл девочку маленькой принцессой и по секрету обещал однажды, что когда она будет постарше, он поймает и привезет ей самого хорошенького и доброго принца.
Мужчина застывшим взглядом смотрел, как из-под стираемого тонкими пальчиками грима и тусклой пудры проступают черные ресницы, заставляя глаза засиять яркой голубизной, а брови взлететь чуть надломленными крыльями, кожа становится белее, с нежным румянцем, а губки пышнее и четче.
— Настоятельница всегда говорила, что я — копия матушка, — грустно закончила Эста свой рассказ, — неужели ты еще не узнал меня, Арвельд? А вот я тебя сразу узнала и Седерса тоже.
— Я… — хриплый голос мужчины невольно дрогнул… — боюсь узнавать. Хотя ты и в самом деле похожа на матушку… но нам сказали, что вы погибли.
— А матушке сказали, что погибли вы, — губы девушки страдальчески искривились, и она поспешила их закусить, и продолжила рассказ, как только чуть справилась с собой, — а потом мы прятались. Ты же помнишь, что творилось. Матушка боялась, что меня выдадут замуж за какого-нибудь гвардейца короля, которого нужно наградить титулом. Мы жили в домике у сестры няни, о ней никто не знал. А потом на меня положил глаз командир гарнизона того городка… мне исполнилось двенадцать и я резко выросла. Он говорил что женится… но я его ненавидела. Матушка, наверное, еще сомневалась бы, но тут привезли пополнение, и она увидела среди простых солдат отца. Он был коротко пострижен и загорел, лицо испорчено шрамом… и он ее не узнал. Прошел мимо, тиская какую-то служанку, и глянул на мать, как на пустое место. В ту ночь мы бежали в монастырь, и только позже матушке рассказали, что таково было наказание. Всех, кто участвовал в перевороте с оружием в руках отправить на рудники, а кто помогал деньгами или продовольствием лишить памяти и имущества. После этого мы перестали вас искать. Но раз ты здесь… значит что-то помнишь?
— Лэни… принцесса моя… — Арвельд скользнул с кресла и встал перед девушкой на колени. Одной рукой сдернул с искалеченного лица маску и отбросил прочь, а второй поймал ее дрожащее запястье, — ты обещала мне объятие и пощечину, так исполняй.
— Арвик, — снова заплакала девушка, уже года три как считавшая, что никогда в жизни больше не заплачет не по собственной воле, — миленький, ну разве я смогу тебя ударить? Ты не представляешь, сколько раз я вспоминала ту жизнь и молилась святой тишине, чтоб еще хоть раз в жизни посидеть со всеми за завтраком на восточном балконе. Как сейчас помню, матушка в лавандовом капоте с кружевами, отец с охапкой сирени в росе, и няня сердито ворчит, что он подает сыновьям пример легкомысленности. А ты в белой рубашке и с молоком на усиках, и не понимаешь, почему все говорят, что ты рано постарел. И Герт прячет книжку под скатертью, а когда его окликают, долго смотрит непонимающим взглядом. Неужели ты решил его убить, Арви?
— Как ты могла подумать, принцесса! — Арвельд поднялся, подхватил девушку на руки и, усадив на старенький диванчик, устроился рядом, — конечно, нет.
— Тогда зачем пугаешь? Выгоняешь старых слуг, бродишь ночами по потайным ходам?
— А ты много знаешь, — насторожился изгнанник, — откуда, интересно? Любовник наплел? Так про ходы он не должен знать.
— Арвик! Ну, неужели ты мог про меня плохо подумать? — укоризненно и нежно смотрела на брата Эста, — лучше скажи, что-нибудь слышал про сестер Тишины?
— Конечно, кто про них не слышал, — небрежно усмехнулся он и резко напрягся, — ты же не хочешь сказать?!
— Хочу, — печально кивнула она, — в то время это было самое безопасное место. Ты же знаешь что настоятельницы монастыря святой Тишины никогда не вмешивались в политику, не подчинялись королям и никого не выдавали. Я прожила там двенадцать лет, Арви, и два года назад сама похоронила матушку. И научилась всему, на что хватило моих способностей и сил. А несколько дней назад, выходя из монастыря, сама выбрала тот контракт, который просто не могла не взять. Я здесь на службе, и вчера выследила, как Седерс выходил из той двери, что в подвале. Но тогда я его не узнала, поняла, кто это, только сейчас. Раньше Сед был рыжим.
— Дьявол, — нахмурился Арвельд, — я слышал, что это не такая уж безопасная профессия, наемница из монастыря. И уж конечно тебе она совершенно не подобает, Лэрнелия. Что нужно, чтоб закрыть твой контракт? Чтобы мы отсюда ушли? Хорошо, сегодня же ночью мы уйдем. Ты еще ничего не рассказала Герту? И почему его дружок тебя лапает?
— Арвик… — нежно протянула девушка, рассматривая его сияющими глазами, — я тебя всегда обожала, и ты не стал ни на каплю хуже. Я тебе все расскажу, только выполни одну мою просьбу, если хочешь, чтобы я была счастлива.
— Только не проси невыполнимого, — помрачнел Арвельд, — ты же, как сестра тишины, не можешь не знать, что амнистии принц пока не подписал ни для кого.
— Конечно. И не могу не понять, что вы с Седом потому тут и скрываетесь, что больше негде. И даже могу предположить, что вас не двое, а больше. А раз вы вспомнили, кто вы такие и ушли из-под надзора, значит вспомнить вам помогли. И разумеется, не за просто так.
— Ты стала очень умненькой, — хмуро похвалил Эсту старший брат и, не удержавшись, нежно погладил ее по голове и вздохнул, — а вот волосы стали не такими мягкими.
— Нет, — счастливо хихикнула монашка, — неверно, это сверху шиньон. А мои такими и остались, только много короче, локоны пришлось отрезать. Ну а поумнеть пришлось, хотя теперь я зовусь глупышкой.
