Сесилия Ахерн - Волшебный дневник
У меня не было сил, чтобы выдержать завтрак в компании с Розалин и Артуром. Я хотела быть где угодно, но только не в кухне. Доносившиеся оттуда запахи вызывали у меня тошноту. Тогда меня осенило, и я отправилась к маме.
— Мама, пожалуйста, пойдем со мной. Я ласково взяла ее за руку и постаралась повести за собой. Но мама была как скала.
— Пожалуйста. Выйдем на свежий воздух. Погуляем под деревьями, сходим к озеру, посмотрим на лебедей. Держу пари, ты никогда здесь не гуляла. Пойдем. Тут есть красивый замок и много чудесных тропинок. Есть даже огороженный стенами сад.
Мама внимательно поглядела на меня. Я видела, как у нее расширились зрачки.
— Тайный сад, — произнесла она и улыбнулась.
— Мама, да. Ты была там?
— Розы.
— Ну да, там много роз.
— Мм-м-м. Красивые, — произнесла она с нежностью, а потом опять ушла в себя, словно умчалась на север Англии, и произнесла несколько слов: — Красивее розы. — Сказав это, она выглянула в окно, потом поглядела на меня и пальцем обвела мое лицо. — Красивее розы.
Я улыбнулась.
— Спасибо.
— Мама бывала тут раньше. Правда, бывала? — вырвалось у меня, когда я вбежала в кухню, испугав своим напором Розалин.
Она прижала палец к губам. Артур разговаривал по телефону, по очень старомодному телефону, висевшему на стене.
— Розалин, — прошептала я, — она заговорила.
Розалин перестала раскатывать тесто и повернулась ко мне:
— Что она сказала?
— Она сказала, что сад за стеной был тайным садом и что я красивая, как роза. — Я сияла от счастья. — Или красивее розы.
Розалин как будто помертвела.
— Это хорошо, детка.
— Что — хорошо? Что значит это чертово «хорошо»?
Розалин и Артур попытались утихомирить меня.
— Да. Это Тамара, — произнес Артур.
— С кем вы говорите?
— С Барбарой, — ответила Розалин. На лицо ей упали пряди волос, обычно тщательно заколотые сзади и, когда она стала вновь раскатывать тесто, повлажневшие.
— Можно мне поговорить с ней? — спросила я. Артур кивнул.
— Хорошо. Хорошо. Нам удалось прийти к соглашению. Да. Хорошо. Конечно. Хорошо. До свидания.
И он повесил трубку.
— Я же сказала, что хочу поговорить с ней.
— Барбара куда-то спешила, так она сказала.
— Наверно, ей не терпится переспать со своим чистильщиком бассейна. Все заняты, заняты, — с недоброй усмешкой произнесла я. Понятия не имею, почему мне пришло в голову спросить: — И зачем она звонила?
Артур взглянул на Розалин.
— К сожалению, им пришлось продать то место, где хранились вещи из вашего дома, поэтому их надо забрать.
— У нас тоже нет места, — мгновенно отозвалась Розалин, отворачиваясь к столу и посыпая доску мукой.
Ничего нового.
— А в гараже? — спросила я, начиная понимать смысл записи в дневнике.
— Там тоже нет места.
— Не бойся, найдем мы место, — желая угодить мне, произнес Артур.
— Не найдем, потому что его нет.
Розалин подхватила следующий шар из теста и, бросив его на стол, принялась изо всех сил бить его, крутить, оглаживать, придавая ему нужную форму.
— В гараже хватит места, — настойчиво повторил Артур. Розалин оставила тесто, но не обернулась.
— Не хватит.
Я переводила взгляд с Артура на Розалин, сразу же заинтересовавшись этой первой размолвкой, случившейся в моем присутствии.
— А что там такое? — спросила я.
Розалин вернулась к тесту.
— Придется освободить место, Розалин, — твердо произнес Артур и, словно ожидая возражений, повысил голос: — Больше негде.
На этом все закончилось.
У меня же появилось отвратительное чувство, что в принципе они были едины насчет меня и мамы, ворвавшихся в их жизнь, хотя и не сходились в некоторых деталях.
Ни Розалин, ни Артур не стали возражать, когда я вынесла в сад одеяло и, поставив на него тарелку с фруктами, уселась под деревом. Из-за пролившегося грибного дождя трава была еще мокрая, но я не собиралась уходить с облюбованного места. В воздухе стояла прохлада, но солнце упорно пробивалось сквозь облака. Со своего места я хорошо видела маму, глядевшую в окно. Мне очень хотелось, чтобы она вышла в сад, и не только ради нее самой, но также ради моего душевного равновесия. Увы, и в этом не было ничего удивительного, она не желала присоединиться ко мне.
Розалин возилась в кухне. Артур сидел за столом, слушал радио, включенное на всю мощь, и читал газету. Потом Розалин взяла поднос и вышла из кухни, а буквально через минуту я увидела, как она входит в мамину комнату. В ее поведении не было ничего необычного. Вот она подошла к окну, потом к столу, накрыла его скатертью, разложила еду.
Оставив поднос на столе, Розалин долго стояла неподвижно и смотрела на маму. Я выпрямилась.
Что бы это ни было, вела она себя необычно. Потом Розалин открыла и закрыла рот, словно что-то сказала маме.
Тогда мама подняла голову, проговорила что-то в ответ и опять отвернулась.
Не совсем соображая, что делаю, и не сводя взгляда с обеих женщин, я поднялась с одеяла.
Потом помчалась в дом, едва не наткнулась на Артура и бросилась вверх по лестнице. Когда я распахнула мамину дверь, то услышала крик и звон посуды, потому что ударила дверью Розалин и выбила у нее из рук поднос. Тарелки посыпались на пол.
— О Господи!
Розалин в ужасе присела на корточки и стала собирать осколки. У нее задралась юбка, открыв на удивление молодые ноги. Мама обернулась, посмотрела на меня, улыбнулась и вновь стала глядеть в окно. Я бросилась помочь Розалин, но она отвергла мою помощь, да еще попыталась прогнать меня прочь, старательно подбирая именно те осколки, к которым тянулась моя рука. Потом я шла следом за ней по лестнице, словно щенок, буквально наступая ей на пятки.
— Что она сказала? Я старалась говорить тихо, чтобы мама не услышала, как мы говорим о ней.
Не в силах унять дрожь, побледневшая Розалин никак не могла прийти в себя после случившегося. Ее шатало, и все же она упорно шагала в кухню, не выпуская из рук большой поднос.
— Ну же? — не отставала я от Розалин.
— Что «ну же»?
— Что у вас там был за шум? — спросил Артур.
— Что она сказала? — спросила я.
Округлившимися ярко-зелеными глазами, в которых полыхал огонь, Розалин посмотрела на Артура, потом на меня. Зрачки у нее стали совсем крошечными.
— Упал поднос, — ответила она Артуру и обернулась ко мне: — Ничего.
— Зачем вы лжете?
Розалин изменилась в лице. Оно вдруг стало таким злым, что мне сразу же захотелось взять свои слова обратно; виновато мое воображение, это я виновата, требовала внимания… не знаю. Я совсем запуталась.