Дж. Уорд - Возрожденный любовник
С другой стороны, лучше не пугать этих шлюх до паники – тащить их обратно так скучно.
Подняв голову, Кор увидел себя в необработанных металлических пластах, которым полагалось быть зеркалами. Несмотря на размытость отражения, он видел уродство и тут же подумал о Тро. Солдат сражался всю ночь, но его красивый облик казался совсем свежим, внешний вид воспитанного человека затмевал реальность, заключавшуюся в том, что его одежда запачкана кровью убийц, а сам он покрыт царапинами и порезами.
Но, даже отдохнув недели две кряду, начав есть больше и питаться от чертовых Избранных, Кор все равно будет выглядеть омерзительно.
Он снова ополоснул лицо. Затем огляделся, ища, чем вытереться. Но в его распоряжении были лишь прикрученные к стене аппараты, которые сушат руки потоком горячего воздуха.
Кожаный плащ был грязным. Как и свободная черная рубашка под ним.
Он покинул уборную с капающей с подбородка холодной водой, вновь появившись на крыше. Здесь его рюкзак будет в недостаточной безопасности, и он собирался оставить косу и плащ в очень надежном месте.
Когда усталость неотступно последовала за ним, он подумал…
…какая гребаная досада, все это.
Глава 16
А над всем хаосом Колдвелла, в тихой мраморной библиотеке Избранных, крик в голове Тора был так громок, что он не понимал, почему Ноу-Уан не прикрывает уши от шума.
– Дай мне ее, – сказал он, вытянув руку.
Взяв у нее книгу, он заставил глаза сосредоточиться на буквах Древнего языка, написанных так аккуратно.
«Веллесандра, супруга Брата Черного Кинжала Тормента, сына Харма, кровная дочь Реликса, покинула землю этой ночью, забрав с собой нерожденного малыша, сына в возрасте сорока недель».
Читая короткий абзац, ему казалось, что все это произошло всего секунду назад, его тело вновь погрузилось в старую знакомую реку скорби.
Ему пришлось перечитать символы пару раз, прежде чем он смог сконцентрироваться не только на том, что было написано, но и на том, о чем не упоминалось.
Ни слова о Забвении.
Пробегая взглядом по другим абзацам, он искал записи о других смертях. Здесь было несколько…
«Отошла в Забвение. Отошла в Забвение. Отошла в…» – Тор перевернул страницу, – «…Забвение».
– О, Боже…
Когда раздался скрип, он не поднял взгляд. Но вдруг Ноу-Уан потянула его за руку.
– Сядь, прошу, сядь. – Она дернула с силой. – Пожалуйста.
Тор подчинился, и пододвинутый ею стул поймал его вес.
– Есть хоть какой-то шанс, – произнес он гортанным голосом, – что они попросту забыли дописать предложение?
Ни Ноу-Уан, ни кому-либо другому не нужно было отвечать на этот вопрос. Работа изолированных летописец священна, и накосячить они не могли. А «упс» такого рода – не малый.
«Вот почему я пришел… я здесь, чтобы помочь тебе помочь ей», – постучался в своеобразную дверцу голос Лэсситера.
– Я должен вернуться в особняк, – пробормотал он.
Следующий шаг – встать на ноги, но это прошло не очень гладко. Из-за внезапной слабости в теле и чертовой ноги он повалился на одну из полок, краем плеча послав волну в книги, чьи корешки были так аккуратно выровнены. Иииии пол как будто скользнул в противоположном направлении, подбрасывая его в воздух.
На пути падения встало что-то маленькое и мягкое…
Тело. Миниатюрное женское тело с бедрами и грудями, которое он почувствовал с шокирующей ясностью даже сквозь туман.
Образ Ноу-Уан в том бассейне, ее блестящего мокрого тела взорвался в его разуме словно наземная мина, с детонацией настолько сильной, что она пробила путь через все, что вело его.
Все случилось так быстро: прикосновение, воспоминание… и возбуждение.
Под ширинкой брюк его член выпирал во всю длину. Без сожалений.
– Давай помогу тебе сесть обратно, – услышал ее Тор с очень далекого расстояния.
– Не прикасайся ко мне. – Он оттолкнул ее. Споткнулся. – Не подходи ко мне. Я… не смогу себя…
С трудом передвигаясь мимо полок, он не мог дышать, не мог… выносить самого себя…
Как только Тор выбрался из библиотеки, то побежал из Святилища, возвращая свое предательское тело в спальню в особняке.
Он все еще был возбужден.
Да уж.
Глядя на ширинку, он пытался найти другое объяснение. Может, у него тромб? Тромб в члене… или, может… дерьмо…
Быть не может, чтобы его влекло к другой женщине.
Он связанный мужчина, черт подери.
– Лэсситер, – Тор оглянулся. – Лэсситер!
Где носит этого ангела?
– Лэсситер! – рявкнул он.
Когда ответа не последовало, и никто не ворвался в дверь, он остался в полном одиночестве… со стояком.
Злость сжала его правую руку в кулак.
Яростно замахнувшись, он ударил себя по причинному месту, долбанув по яйцам…
– Черт!
Словно ему зарядили грушей для сноса зданий, и небоскреб начал падать, боль загнула его так быстро, что он подавился ковром.
Извергнув содержимое желудка, Тор попытался встать на колени, одновременно гадая, не нанес ли себе каких-нибудь серьезных внутренних повреждений, а сквозь боль пробился холодный голос:
– Проклятье, должно быть, больно. – Лицо ангела появилось в поле его зрения, затуманенного слезами. – С другой стороны, теперь ты наверняка сможешь спеть партию Элвина[1] на рождественском CD.
– Что… – Сложно говорить. Да и дышать не просто. И всякий раз, кашляя, он думал, не яйца ли подступают к горлу. – Скажи мне… Небытие…
– Может, подождешь, пока пройдет гипоксия?
Тор вытянул руку и схватил ангела за бицепс:
– Расскажи мне, ублюдок.
***
Несомненная истина среди мужчин: каждый раз, видя, как парень получает по яйцам, ты испытываешь укол фантомной боли в собственном «наборе для крокета».
Присев рядом со скрюченным телом Брата, Лэсситер сам чувствовал легкую тошноту и даже обхватил то, что болталось между ног… дабы просто убедить парней внизу, что каким бы иконоборцем он ни был, кое-что являлось священным.
– Расскажи мне!
Впечатляло, что парень все еще мог найти силы для крика. И да, никакого «может попозже, сперва ты оправишься» для сукиного сына, который мог так вот себя ударить.
И для излишних подробностей тоже нет смысла. Разумеется.
– Небытие не совсем находится под юрисдикцией Девы-Летописецы или Омеги. Это территория Творца… и пока ты не спросил, я имею в виду создателя всего сущего. Вашей Девы Летописецы, Омеги, всех. Оказаться там можно несколькими путями, но чаще всего дело в том, что либо ты держишься за что-то, либо кто-то не отпускает тебя.