Сладкий апокалипсис. Ты моя (СИ) - Тарс
Ужасно хотелось есть. Живот от голода крутило до боли. Кажется, я не ела со вчерашнего обеда, а потом… Я взглянула на Курта, всё ещё спящего в комнате. Дверь в спальню была открыта, и его большое тело хорошо просматривалось с кухни. Нет уж, не смотреть!
Кухонька показалась мне весьма уютной: отделана в деревенском стиле, но с современными приборами и очень красивой посудой. Вот только я не заметила, что ей кто-то пользовался. Холодильник, получавший питание от солнечных батарей, наверное, тосковал от одиночества. Вчера в нем я нашла все для блинчиков: яйца, соль, сахар и масло. Ещё на нижней полке соседнего шкафа отрыла овсянку и пачку соды. Это все, что в доме Курта было из съестного. Где он вообще питается?
Делать было нечего, на завтрак я сделала оладьи и овсянку с маслом.
Уже и без того стало понятно, что пересекаться с Куртом нам все же придется, не сидеть же мне все время в комнате. Тем более в моей комнате сейчас находился он!
Как только на кухне запахло едой, Курт тут же проснулся. И почему я не удивилась? Вчерашние блинчики-то он все съел. Всю внушительную стопку. Я хотела отнести их девочкам, но меня сморил сон. А он съел все один! Какое-то время я даже хотела отчитать его за это, но передумала.
— Ох, вот меня рубануло, — Курт проволочился на кухню, небрежно натягивая на себя домашние штаны, белые в полоску. Если честно, выглядел он совсем нелепо, — Пахнет отпадно. О, сегодня оладьи. Надеюсь, угостишь.
— Угощу, — процедила я сквозь зубы. Надеюсь, он услышал мой тон и проявит такт. Угощать я его не хотела, а отказать не могу.
Курт прошел к раковине, плеснул в лицо пару раз водой и помотал головой.
— Ух, хорошо… — сказал он.
— Ты опять проспал почти четырнадцать часов.
— Не знаю, что эта за фигня. Никогда такого не было, чтобы после секса вырубало. Ужасно неудобно. Может быть, потому что я на рейде совсем не спал. Почти двое суток, — Курт посмотрел на меня и подошёл ближе, — Отлично выглядишь, красавица. Доброе утро.
Он меня обнял, вдохнул запах моих волос и поцеловал в щеку, а я напряглась.
— Слушай, прости что так быстро вырубился, — прошептал он мне на ухо, — В прошлый раз тоже как-то некрасиво получилось.
— У нас не те отношения, чтобы делать что-то красиво. Можешь не стараться. Засыпаешь — засыпай, от горя не умру, — ответила я, сопротивляясь дурманящему запаху его тела.
— Если что, ты всё-таки извини, не было у меня никогда постоянной бабы. Никто не ходит по кухне с утра, и блинчиками не кормил. Я не знаю, что там к чему.
— Я не постоянная, — огрызнулась я, а у самой предательски разлилось тепло в груди, — Неужели совсем никогда не было? Даже если и так, можно понять, как обращаться с хрупкой девушкой.
— Ну… скажем так, мои девушки были не совсем хрупкие. Некоторые из них могли победить меня на ринге. Зато были всегда в шаговой доступности. Это ценно, когда занят целыми днями.
Он сжал меня сильнее, и я пискнула.
— Прости, больно? — спросил он.
Да что это с ним? После той ночи его будто подменили. Курт перестал грубить и указывать мне, что делать в весьма нелицеприятной форме. Все время извинялся за что-то, хотя не его вина в том, что он все время засыпал. Что и говорить, за эти дни он ни разу не послал меня нахрен! Неужели наш договор так сильно на него повлиял? Мне казалось, он переигрывает в своей заботе ко мне. Но зачем это ему? Ещё буквально два дня назад он ни во что меня не ставил.
— Больно, — соврала я, решившая твердо держать дистанцию, — После вчерашнего у меня все болит.
Конечно, это было не так. Лучшей ночи в моей жизни не было, но Курту не обязательно было знать об этом.
— Прости, — у Курта был такой взгляд, будто на его глазах убили котенка, — Я постараюсь быть осторожней в следующий раз. Просто у меня сносит крышу, когда ты рядом.
Когда я рядом… Вдох, Анна.
— Я привыкла к боли, — а теперь я сказала чистую правду, — В постели я и не знаю другого.
— Что? — у Курта полезли глаза на лоб, — В каком это смысле?
Я освободилась от его объятий и прошла к столу, на который уже успела накрыть.
— Возьми тарелку, если хочешь завтракать со мной, — сказала я ему.
— Это из-за твоего мужа, да? — спросил он меня.
— Да, из-за него. Он был своеобразный мужчина. Любил роботов. Очень… любил…
Я задумалась, рассказывать ли ему. В конце концов, это очень личное. А с другой стороны, половина информации уже была в моем личном деле. Курт поставил тарелку на стол, схватил руками сразу две оладьи и ловко отправил в рот. У меня отвисла челюсть — я пекла их целое утро, чтобы он вот так их уничтожил?
— Если не хочешь рассказывать — не рассказывай, настаивать не буду, — сказал он.
— Почему нет? — пожала я плечами, — Расскажу.
Пусть знает, почему я его так ненавижу. Мужчины эгоисты, они умеют только пользоваться. Не делай вид, что ты другой, Курт. Иначе бы ты меня не покупал.
И я рассказала. Все, до единой детали. Ничего не пропустила. А он сидел молча, переплетя пальцы и слушал задумчиво.
— Он тебя бил? — спросил он меня строго после того, как я закончила.
— Не специально. Хотя… когда я уходила, ударил вполне намеренно.
— У меня была женщина, когда я служил в армии, моя первая женщина… ну… физически… кхм…. Мне тогда исполнилось шестнадцать, — сказал Курт, отмерев. Он вспомнил, что рядом лежат оладьи и начал их уничтожать, — Она была вдвое сильнее меня и любила пожестче. Если честно, она любила садизм по отношению к себе. Мерилась силой в постели. Какое-то время я терпел, ведь мы вроде как мутили… но потом она попросила ударить ее, и тогда меня переклинило. Я не смог дать то, что она просила и она ушла, — Курт смотрел на меня задумчивым взглядом, — Трудно сделать больно тому, кто тебе вроде как дорог. Даже, если он тебя об этом просит. Так вот, ты сказала, что твой муж был своеобразным мужчиной, а по мне дык он вообще не мужчина. Извращенец — да, но не мужчина.
А ведь Курт прав. Мареля нельзя назвать мужчиной, ведь он поступал
