Сладкий апокалипсис. Ты моя (СИ) - Тарс

— Я не хочу пить, — твердо сказала я, — Если хочешь, пей сам.

В его руках теперь оказалось два бокала — один для меня, другой он уже почти опустошил.

— Я выпью, — ответил он, оставив бокалы на комоде. Отбросил в сторону одеяло, освобождая мое обнажённое тело от мягких тисков одеяла. Ох… да, я была голая, как назло. После ванной я плюхнулась в ворох свежего белья, потому что всегда любила запах свежести, впитывать его кожей… Раз в неделю я обязательно проводила ночь голышом в постели. Курт уехал, и я думала, что могу себе этого позволить… — Голенькая, — улыбаясь, сказал Курт.

Он прошёлся ладонью по моему бедру вниз, до щиколотки.

— Чего ты ждёшь? — спросила я его.

— Да не спеши ты, — покачал он головой, дернул за щиколотки и потянул на себя, — Шелковая вся, бархатная.

— Ой! — я упала на спину, когда Курт дёрнул за мои щиколотки и потянул на себя, развел мои ноги и окончательно выкинул одеяло.

— Раскройся, — приказал он.

Я неуверенно развела ноги, дав ему посмотреть. Это было так… неловко. Зачем он это делает?

— Да не так, не стесняйся, рыжуля, — сказал он мне, не сводя глаз с моего лона. — Шире.

Я развела ноги шире, заливаясь краской, а потом и вовсе настолько, насколько смогла. Откинулась назад, приподняла бедра, чтобы ему было лучше видно. Курт приковал свой взгляд прямо туда. Я предстала перед этим мужчиной в очередной унизительной позе, с разведёнными донельзя ногами.

— Но мы так… — оперлась я на локти, приподняв верхнюю половину тела.

— Мы договаривались обо всем, что происходит в спальне, а это часть договора, — задумчиво прервал он меня, взял бокал с вином и начал медленно его потягивать. И смотрел, смотрел… у него была странная потребность смотреть на меня. Я не знала, что ощущала. Какая то непонятная смесь эмоций… Марэль никогда этого не делал, мой вид ему был неприятен.

Наконец, Курт поставил бокал на тумбу, подошёл и протянул руку к моим складкам, взглянув мне в лицо. Когда он прикоснулся ко мне, я вздрогнула, а у него сверкнули глаза. Он не отрывал взгляда от моего лица… Нежно поиграл складками, потом погладил, нажав на сладкую горошину. Я рефлекторно постаралась свести ноги, а он не дал мне этого.

— Тшш, рыжуля, спокойней, — как только он это сказал, его палец проник в меня, и я впилась пальцами в одеяло, — Так будет легче привыкнуть. Не бойся, тебя я точно не обижу. Постараюсь, чтобы и тебе понравилось, ато скучно танцевать одному.

— Не понравится, — твердо отрезала я, наслаждаясь сладостью, которую дарили его нежные пальцы.

Его палец заскользил во мне, заставляя выделяться влагу, и я сжала зубы. Мне было приятно. Опять приятно! Ненавижу себя.

— Как же мне с тобой повезло, — сказал он мне, его голос стал хриплым, — Только коснешься — течешь. Ты же не хочешь меня. Я это вижу.

— Физиология, — процедила я сквозь зубы.

Вот только этой физиологии с Марелем не было… да и ни с кем не возникало желания. Совсем. Как же обидно…

— Затянулась уже. Узенькая, — цокнул Курт. — Сейчас мы это исправим.

Курт скользил и скользил в мне, нежно, иногда выходя наружу и лаская пальцем клитор. А я все наполнялась влагой… Мышцы, до этого зажатые, расслабились, и тогда Курт смог поместить уже два пальца. Я до скрипа сжала одеяло, чтобы не выдать того, что мне приятно.

Курт вынул из меня пальцы, поднес к носу и вдохнул мой запах. А потом случилось все быстро. Его губы коснулись моего лона, и я вскрикнула. Он прошёлся языком по складкам, его упругий язык проник в меня. Ох… Я дала себе волю, откинув голову назад и чувствовала удовольствие, смешанное с невыносимой обидой: я передавала сама себя.

— Сладкая, — сказал Курт, оторвавшись через какое то время, — Вся сладкая. И пахнешь вкусно. Никогда ещё не пробовал женщину. Можешь собой гордиться.

Сладкая… я для него сладкая… он прикоснулся губами… там! Я первая, к кому он прикоснулся губами ТАМ… И ему не было противно, он наслаждался этим. Для меня это был шок. Я предательски начала течь сильнее. Как хорошо, что Курт оторвался от меня, и не заметил этого. Он быстро скинул с себя одежду, включая носки, которые в прошлый раз забыл.

Он оказался сзади в считанные секунды, развернул к себе попкой и вошёл в меня, уже готовую и мокрую. Я сжала зубы до скрипа, уже не зная, ненавидеть его, ненавидеть ли себя. Напротив висело зеркало. Курт посмотрел в него, поймав мой полный злости и сомнений взгляд.

— Злишься, — констатировал он, как факт, — Ну и злись. Но ты должна помнить, что сейчас в тебе мой член.

Я запыхтела бессилия и возмущения. Я ничего не могу сделать! Он начал двигаться внутри, будто хотел своим достоинством посмеяться над моей ненавистью к нему. Внутри меня нарастала буря.

— Что, не нравлюсь? — спросил он меня, не отрывая взгляда от моих суженных в гневе глаз.

— Я тебя ненавижу, — сказала я с такой злостью и холодностью, что ей можно было заморозить сам лёд.

Я не ожидала его реакции… казалось, что в нем что-то щелкнуло, так блеснули его глаза. Он рыкнул, положил меня на живот и навис сверху. Курт придавил меня своим телом так, что я не могла пошевелиться. Подмял кусок одеяла, подложив под мой живот, поднял немного попку, развел ноги и начал входить плавно, наращивая темп. Я снова была в полном раздрае. Во мне бушевали эмоции и ощущения. Я так хотела ненавидеть… но его прикосновения вызывали мурашки на коже и сладость внизу. От этого туманился разум, уступая место совершенно другим чувствам. Тем, что я ещё никогда не чувствовала.

Оглушительная разница повергла меня в шок. Каждое движение, каждый вздох… Он прикасался ко мне, как к хрустальной вазе, нежно, даже перевернул он меня с невероятной аккуратностью. Вошёл так, что я не почувствовала боли, и подготовил меня сначала. А ведь его достоинство было внушительных размеров. Он двигался во мне плавно, и всегда следил, не больно ли мне. От его прикосновений на моем теле не было ни одного синяка, я даже не знала с ним, что такое боль. Он жадно вдыхал мой запах, уткнувшись в волосы, а потом целовал в плечо и шею. Прижимал телом к кровати, заключив меня в своих стальных объятьях, но тоже нежно, я чувствовала его тяжесть, но мне не было тяжело… его достоинство было твердым, как камень… его желание прожигало кожу.