Зависть - Уорд Дж. Р.
— А теперь иди, — сказал Эдриан, покончив с последней застежкой. — Иди домой… где бы он ни был.
Девушка ушла на нетвердых ногах, но не из-за секса или алкоголя, и когда дверь закрылась, Эдриан снова сел на унитаз, положил руки на бедра и уставился в пол.
«Я внутри тебя, Эдриан. Я прямо там, обернулась вокруг твоего сердца».
Странная ночь, чтобы осознать свою болезнь, но с другой стороны, когда ты долгое время живешь с чем-то, как правило, привыкаешь к симптомам, свидетельствующим о смертельности заразы.
У него рак. Внутри. Он начал развиваться давным-давно, — опухоль, которую никто не мог видеть. Он впустил Девину в тот первый раз, когда обменял частичку себя на что-то, необходимое в войне, и с тех пор она забирала все больше, дюйм за дюймом.
Ему не за что было ухватиться, чтобы не впасть в грядущее забвение, даже Эдди не поможет в этом.
И будь они все прокляты, она проделывает то же самое с Джимом.
Взглянув на лучшего друга, он услышал, как произнес:
— Эдди, я умираю.
Загорелая кожа ангела посерела, но он ничего не сказал. Черт, несомненно, его удивило лишь то, что Эд на самом деле поднял эту тему.
— Я не доживу до конца этой войны. — Эд прокашлялся. — Я просто… не выдержу.
Глава 19
Когда Рэйли свернула на подъездную дорожку к миловидному дощатому дому в колониальном стиле, Век провел рукой по челюсти, жалея, что не успел побриться, прежде чем выехать из Главного управления. Хотя, легкая щетина была меньшей из его проблем. Он прекрасно знал, что под глазами залегли мешки, и на лице появились морщины, которых не было там неделю назад.
Век посмотрел на свою напарницу.
— Спасибо тебе за это.
Она так открыто и честно улыбнулась, что его моментально парализовало: Рэйли определенно не относилась к тем женщинам, которым требовалась целая тонна косметики, чтобы лицо засияло… все дело в том, кем она была внутри, а не в щеках или ресницах. А это выражение? От него слабели колени.
Причину сияния он тоже знал — скорее всего, она светилась потому, что любила место, куда они направляются, и людей, с которыми собирались поужинать: чем дальше они уезжали от работы, тем ближе становились к этому дому, и тем воодушевленней и радостней казалась она.
— Твои родители давно здесь живут? — спросил Век, когда они вышли из машины.
— Всю мою жизнь. — Рэйли посмотрела на большой дуб, росший во дворе, невысокий белый забор и темно-красный почтовый ящик. — Это было великолепное место для детства. Я могла ходить в школу через задний двор, и в радиусе шести кварталов было полдюжины ровесников. И, знаешь, мой папа был директором школы… он все еще там работает… поэтому мне казалось, что он каждый день со мной, и так до самого колледжа. Веришь или нет, это хорошее ощущение.
Если присмотреться, улица была совсем не похожа на ту, где жили Бартены. Здесь обитали представители среднего класса, в лучшем смысле этого слова — люди, которые тяжело работали, до безумия любили своих детей, и, конечно же, устраивали соседские вечеринки и минипарады для ребятишек на Четвертое июля[91]. Черт, даже случайный лай собаки вызывал слышимую ностальгию.
Хотя он никогда и не слышал ничего подобного.
— Готов зайти внутрь? — спросила она.
— Да, извини. — Век обошел машину. — Чем занимается твоя мама?
— Она бухгалтер. Они вместе целую вечность — познакомились в колледже, вместе пошли в магистратуру в Колдвелловском Университете. Он получал докторскую степень в педагогике, а она пыталась выбрать между перемалыванием чисел и преподаванием. Мама остановилась на первом, потому что могла больше на этом заработать… а потом оказалось, что ей действительно нравятся всякие корпоративные штуки. В прошлом году она вышла на досрочную пенсию и постоянно занимается волонтерством в финансовом планировании… ну, и еще готовкой.
Когда они вышли на шиферную тропинку и приблизились к блестящей черной двери, до него дошло, что он впервые встречается с родителями женщины. Да, конечно, «свидание» тут ни при чем, но, черт, теперь он знал, почему ни с кем не сближался. Как только Рэйли произнесет его имя, на лицах ее чудесных родителей появится то застывшее выражение, когда они сложат два и два.
Проклятье, это плохая затея…
Дверь распахнулась еще до того, как они подошли к ней, на пороге стояла высокая и стройная афроамериканка, одетая в передник поверх джинсов и водолазки.
Рэйли побежала к ней, и они обнялись так крепко, что рыжие волосы смешались с аккуратно сделанными дредами.
Затем Рэйли отступила.
— Мам, это мой новый напарник… ну, по крайней мере, на месяц. Детектив ДелВеччио.
Век переводил взгляд с одной женщины на другую. А потом, взяв себя в руки, быстро сделал шаг вперед и протянул руку.
— Мэм, зовите меня… Томом.
Рукопожатие было бодрящим, но теплым, и…
— Где моя девочка?
Низкий голос, донесшийся из дома, ассоциировался у Века скорее с сержантом, обучающим новобранцев, нежели со школьным директором.
— Входите, входите, — сказала миссис Рэйли. — Твой отец очень рад, что ты ужинаешь с нами.
Переступив порог, Век осмотрел коридор, ведущий на кухню, но успел увидеть немного. Мужчина, ростом шесть футов и четыре дюйма, встал перед ним, заслонив обзор, его плечи возвышались, словно горный хребет, шаги были длинными, как один из мостов Колди. Его кожа был темна как ночь, а глаза — черными… и подмечали абсолютно все.
Подумав об Инциденте на Кухне, произошедшем прошлой ночью, Век едва не намочил штаны.
Рэйли бросилась вперед, в объятия отца, будучи уверенной, что ее с легкостью поймают. Она обернула вокруг него руки, но он не смог долго держать ее в воздухе… парню пришлось опустить ее спустя пару секунд.
Когда мужчина обнял ее в ответ, его пронзительный взгляд остановился на Веке. Будто он знал обо всем, что гость на ужин хотел сделать с его дочерью.
Вот дерьмо…
Обхватив Рэйли одной рукой, ее отец вышел вперед и протянул ладонь размером с покрышку:
— Том Рэйли.
— Вас зовут одинаково, — заметила мама Рэйли. — Это знак.
Век в замешательстве моргнул.
Рэйли засмеялась.
— Я разве не говорила, что меня удочерили?
К чертям собачьим удочерение. Ему было плевать на цвет кожи ее родителей и на то, как это произошло. Он лишь молился, что ее отец никогда, ни в коем случае не узнает, что случилось на обеденном столе его маленькой девочки вчерашней ночью.
— Детектив ДелВеччио, — сказал он, наклонившись, чтобы пожать ему руку. — Сэр.
— Рад знакомству. Хочешь выпить?
— Да, это было бы замечательно. — Они даже могли внутривенно ввести ему «Джонни Уокера»[92].
— Игра началась.
— Правда?
Пока мама Рэйли закрывала двери, Век выглянул на лужайку. Его не покидало ощущение, что за ним наблюдают… и он уже начал задумываться, можно ли подхватить паранойю как простуду.
Может, на него кашлянул кто-то с манией преследования.
— Сюда, — сказал ее отец, словно привык вести за собой людей.
Вновь сосредоточившись, Век догнал Рэйли, и они вчетвером зашли в просторную комнату, где и кухня, и гостиная находились в одном большом помещении. Плазма показывала И-эс-пи-эн[93], и он сразу же понял, в каком кресле сидел ее отец — на стоявшем рядом столике лежали «Нью-Йорк Таймс», «Спортс Иллюстрейтед» и пульты. А на соседнем кресле? «Экономист», «Радость готовки» и телефон.
— «Сэм Адамс» подойдет? — спросил мистер Рэйли из бара.
— Идеально.
— Бокал?
— Предпочитаю бутылку.
— Я тоже.
Рэйли, не замолкая, разговаривала с мамой, и Век сел со вторым Томом в комнате, благодаря Бога за включенный телевизор — ее отец мог смотреть на что-то, помимо него.
Век принял предложенный алкоголь, поднес его ко рту и сделал глоток…
