Марина Рыбицкая - Девять с половиной
– После удара нечем думать, – ответила я, начиная злиться все больше и больше.
Прикусив язык, чтобы не посоветовать ему сходить к Саиду и взять пару уроков – как нужно мечтать о женщине, если нечем мечтать, – я благоразумно промолчала, все же надеясь, что кто-то одумается.
Пока надеялась, получила две затрещины за молчание, две за разговорчивость, еще три просто так, без темы, и уже полностью отчаялась уловить странную мужскую логику.
Моя злость заклубилась где-то в районе живота, поднялась к горлу. В душе впервые в жизни загорелась жажда крови, мир окрасился в огненные тона. Ногти на руках стали длинными и острыми, впиваясь в веревку.
Мужику надоело меня избивать, и он начал рвать мой кафтан. Тут меня достало до такой степени, что я рыкнула:
– Штоять! – почему-то шепеляво и с ревом.
Насильник поднял голову, взглянул мне в лицо и застыл, судорожно вздыхая и не моргая.
– Фто тафое? – нахмурилась я, перерезая веревку когтями и трогая мешавшиеся во рту… клыки? КЛЫКИ?
– Ты фто фдедаф, ифак! – возмутилась я, хватая мужика за богато расшитый халат. – Ты фто из меня фыбил? Пофему они вылефли?
– Не фнаю, – пролепетал насильник, съеживаясь. – Они сами.
– Издеф-фаефся?! – заревела я, поднимая его на вытянутых руках и вбивая в стену. – Дразнифся?!
– Нет! – замотал он головой из стороны в сторону.
– Тогда убефи иф! – потребовала я, одной рукой удерживая его на весу, другой пытаясь впихнуть клыки обратно. Удалось… с пятого раза.
После чего я выпустила немножко помятого насильника, присела рядом с ним на корточки и сочувственно казала:
– Такой бесполезный. Может, хоть голод утолишь?
От мужчины густой струей пахнуло таким сладким страхом и неописуемым ужасом, что я нечаянно сжала руки на его горле и сверкнула довольным взглядом, глядя ему в вытаращенные буркала.
В этот момент в человеке что-то изменилось. Как будто сломалось внутри. И вылетело наружу. И зашло в меня, заставив сыто рыгнуть.
С родственником военачальника случилось непонятное. Мужчина, как непослушный мальчишка, юрким волчком выкрутился из моих рук, выбежал из комнаты и подбежал к фонтану. Радостно залез в каменную чашу, уселся и начал поливать себя сверху водой с кувшинками и золотыми рыбками, счастливо крича:
– Тетя, смотри! Я умею плавать!
От моего лица отхлынула кровь, я похолодела. Он сошел с ума и впал в детство? Только этого не хватало! Потом поди докажи, что ты тут ни при чем, за мной и так числится множество странностей.
– Тетя, давай играть!
– О-о-о! – закатила я глаза. – Дал же Творец наказание. Иди сюда, чудо!
– Нет-нет! – отбивался неудавшийся насильник. – Я еще не наплавался! И с рыбками не поиграл!
– Они скользкие! – уговаривала его я. – Мелкие. Есть нечего.
– Зато блестят! – не сдавался мужчина, ныряя с головой.
Пришлось лезть и вытаскивать. Можно было, конечно, и так оставить, но как объяснить лишнее украшение в фонтане?
Спустя пару часов мы все так же плавали. Если точнее – мужик плавал по дну, пуская пузыри вместе с кувшинками, а я сидела рядом на скамейке и бдительно следила, чтобы он не нажрался чего-то крупного, которое нельзя проглотить.
Дверь во дворик разлетелась на куски, и сюда галопом ворвалась куча народа во главе с Агиларом. Рядом бежала довольная госпожа Сирейла и лепетала:
– Она сама соблазнила вашего двоюродного дядю! Она шлялась по всему дворцу полуголая, с непокрытой головой, босиком и соблазняла всех подряд!
На левой руке Агилара, лучась неземной страстью, висла голубая и счастливо пришепетывала:
– Господин мой, только я вам верна. Только вас я жду. А она – развратная тварь…
Эта колоритная троица сопровождалась стражей, тащившей здоровенный мешок с камнями; Саидом, оравшим: «Это все неправда!» – и Ширин, пытавшейся оторвать от Агилара голубую с криком:
– Вы все подстроили! Кто закрыл меня в кладовке? А Саида в гареме?
– Не докажешь! – шипела голубая, не забывая ласково улыбаться разъяренному Агилару.
Поскольку в это время мой подопечный начал играть в камни в море и вел себя тихо и мирно, только пуская бульки, а я за ним следила, боясь не вытащить вовремя, и еще одним ухом прислушивалась к дрязгам, то вся процессия прямиком набилась в комнатушку, где мы недавно так славно потеряли сознание. Плохо, что не спешили его найти!
Народу в помещение набилась тьма-тьмущая. Кое-кто даже остался на улице, подпрыгивая и заглядывая через головы.
– Где она?! – орал Агилар внутри и что-то крошил. Как он умудрялся это делать в такой тесноте, ума не приложу. Если только крошил лишний народ на кусочки. – Я вас всех спрашиваю!
Совместными усилиями они все же пробили дополнительный выход наружу из пристройки, проломив глинобитную стену, и выпали на свежий воздух, сразу переставший быть свежим.
Когда в проломе нарисовался Агилар и узрел скромно сидящую меня, то застыл у фонтана каменным изваянием, булькая негодованием.
– Что-то случилось? – подняла я брови.
– А где?.. – открыла рот госпожа Сирейла.
– Кто? – еще невиннее спросила я.
– Мужчина! – выкрикнула голубая с ненавистью.
– Этот? – залезла я в фонтан и выудила насильника.
– У меня морковка замерзла! – радостно сказал двоюродный дядя. – И персики тоже замерзли! А рыбки красивые!
– Что с ним? – отмер Агилар, переставая вытаскивать саблю, и начал пристально вглядываться в лицо родственника.
– Ты меня спрашиваешь? – уставилась я на него, бдительно не выпуская норовившего вырваться из рук и окончательно заморозить морковку мужчину. – Я его сегодня в первый раз вижу, а ты его всю жизнь знаешь! Вот ты мне и скажи, что с ним такое?!
– А почему у тебя губы разбиты? – перенес свое пристальное внимание с родственника на меня Агилар и нехорошо прищурился.
Тут наш дядя подпрыгнул за бабочкой и дал мне затылком по зубам.
– Еще объяснения нужны? – сплюнула я кровь, ощупывая зубы и потихоньку запихивая нагло лезущие наружу клыки. – Я, понимаешь, спасаю от гибели твоего родственника ценой своей красоты, а мне в ответ что?
– Что? – поднял брови немного отошедший от гнева Агилар.
– То-то и дело, что ничего! – фыркнула я, вытаскивая из фонтана несостоявшегося насильника и вручая остолбеневшему племяннику. – На свое сокровище! Полови с ним… – глянула на притихших женщин, – куриц!
