Скиталец - Тиффани Робертс
Как это было возможно после того, через что она прошла? Ронин, без сомнения, был привлекательным, но он был ботом! Разве она не усвоила урок о них?
Это было потому, что она танцевала для него. Когда он остановил ее в первый раз и сказал, что хочет не этого, она восприняла это как вызов. Она хотела вывести его из себя. Возбудить его, если это вообще возможно. Помучить его в рамках их соглашения, потому что ему не разрешалось прикасаться к ней.
Она не ожидала, что танец для него так возбудит ее.
Все это время у него было непроницаемое выражение лица, и он не сдвинулся ни на дюйм. Он оказался непоколебимым, как гора. Но его взгляд был тяжелым, и она чувствовала это все время.
В конце концов, ему это даже не понравилось. Ее реакцией, естественно, был гнев.
Так почему же он ей снился? Почему она была так возбуждена, когда должна была отвергать саму мысль о его прикосновении?
Потому что он был другим.
— Черт возьми, нет! — она опустилась на край кровати, уперев кулаки в бедра, и застонала. — Нет.
Ей нужно забыть об этом. Неизвестно, как долго он сохранит к ней интерес, но ей придется танцевать для него, если она хочет еды и крова. Если она хочет, чтобы он помог найти Табиту. Но единственный способ отвлечь ее мысли от Ронина — это зациклиться на темноте своего прошлого… и она отказывалась делать это, даже после того, как ее предало собственное тело и ее мозг.
Забросив ноги на кровать, она схватила скомканное одеяло и, накинув его на себя, легла обратно, подоткнув его под зад, чтобы не чувствовать мокрого пятна на простынях. Она не нуждалась в напоминании о своей слабости.
Лара закрыла глаза. Время шло, а сон не приходил.
Скрип шагов над головой заставил ее вздрогнуть. Она уставилась в затененный потолок и прислушалась к его движениям, удивительно тихим для его веса. Почему он вернулся туда? Жаждал ли он ответов так же сильно, как и Лара? Было очевидно, что он никогда не поднимался в ту комнату; все внутри было нетронуто, покрыто многолетним слоем пыли.
У нее был соблазн натянуть какие-нибудь штаны и подняться туда с ним, но призрак ее сна пронесся в ее сознании. Она не могла быть рядом с ним прямо сейчас. Нет, пока она не была уверена в том, как отреагирует.
Не сейчас, когда в ее памяти еще свежи воспоминания о том, как он входит в нее.

Ронин стоял, заложив руки за спину, и смотрел на дневник, лежащий на сундуке. Он лежал среди инструментов, выделяясь среди них, несмотря на то, что был таким же старым и изношенным. Электроды на кончиках его пальцев сработали, вызвав судорогу в пальцах.
Просто сбой.
Он слишком долго пробыл в Пыли во время последней вылазки, износился больше обычного. Это и стало причиной небольшого, мимолетного сбоя в его руке. И вовсе не потому, что желание взять книгу и почитать боролось с опасениями за то, что он обнаружит внутри.
Дневник не мог причинить никакого вреда. Это были просто чернила на бумаге. Все слова в мире, все мысли ничего не могли сделать без действия. И какие бы действия ни были описаны на этих страницах, они завершились много лет назад.
Он подошел к сундуку и, наклонившись, поднял книгу с места. Бумага и чернила. Ее вес едва уловимо отразился на нем, такой же воздушный и бессмысленный, как и содержащаяся в ней информация.
Если бы только он в это верил.
Держа дневник на ладони, он открыл его на первой странице.
Эти твари сегодня убили людей. Вошли маршем в город и просто начали убивать людей. Я наблюдал из окна, как людей тащили в парк и казнили.
Когда Ронин в последний раз осматривал парк, он был мирным, залитым вечерним солнцем. Деревья и трава покачивались на ветру, а по поверхности пруда пробегала блестящая рябь.
Хотя он мог бы полностью прочитать страницу за то время, которое потребовалось, чтобы взглянуть на нее, он заставил себя замедлиться, чтобы проанализировать каждое слово.
Не похоже, что они пока ходят из дома в дом, и это, наверное, единственная причина, по которой я все еще здесь и пишу это. Почти уверен, что Джонсы и Ортеги были там. Больше никого знакомого я не заметил, но я не собирался прижиматься лицом к стеклу и показывать им, где я прячусь.
Ночь уже наступила, но на другой стороне улицы все еще светло. Костер все еще горит. Хорошо, что ветер дует с запада, иначе мне пришлось бы чувствовать их запах.
На этом страница заканчивалась, нижняя половина была пустой. Ронин перешел к следующей.
Ранее этим утром Мэнди Вайс узнала, что дерьмовое шоу в парке устроили потому, что ОНИ хотели очистить часть города. Сказали, что это ИХ право — населять эту часть Шайенна, поскольку именно их вид поддерживает ее в рабочем состоянии. Люди здесь были напуганы годами — задолго до конца этого проклятого мира — и за пределами города нет ничего, кроме пыли и радиации. Куда, черт возьми, должны были пойти эти люди?
Она сказала мне, что лидер ботов дал людям день, чтобы собрать вещи и покинуть свои дома. Большинство осталось. Когда прошло 24 часа — буквально 24 часа, блядь, до секунды — эти жестяные ублюдки начали заходить в здания и вытаскивать людей.
Это только вопрос времени, когда они начнут расчищать еще больше таких домов. Мне придется держать ухо востро.
Брови Ронина нахмурились. Он бывал в местах, где люди и боты жили отдельно друг от друга, но разделение обычно казалось вопросом комфорта и практичности. У плоти и костей были иные потребности, чем у металла и электроники. Он не мог припомнить, чтобы раньше слышал о такой открытой, широкомасштабной вражде между ними.
По крайней мере, запись дала ему вероятные временные рамки. Люди здесь были напуганы годами — задолго до конца этого проклятого мира. Это, должно быть, относилось к «Отключению».
Я понял, что никогда с этим не встречался. Хотя, думаю, это не имеет особого значения. Вероятно, через десятилетие или два, с той скоростью, с которой мы движемся,
