Никогда прежде - Марьяна Сурикова
– Да у тебя гости? – произнес он.
Сегодня все забыли о вежливости. Может, это карма такая? И мне таким образом возвращалась грубость по отношению к послу?
Эрик, едва поняв, кто пожаловал, схватил поднос и скрылся за ширмой. Наверное, чтобы не портить себе аппетит, а потому его не заметили. Зато Джек так и стоял рядом со своим саквояжем возле двери, ведь я еще не выделила ему места для отдыха в доме. А Джеку всегда и во всем требовалась точность.
С лучшим адвокатом Адану встречаться не приходилось, поскольку ему явно не доводилось оказываться в заключении. Парень шагнул через порог и протянул руку:
– Адан Идали, знакомый Сабрины.
– Джек Варваро, друг Сабрины.
– Насколько близкий друг?
– В процентном соотношении?
Скрупулезность Варваро, являющаяся его неотъемлемой чертой, явно удивила Адана. Правда, тут вмешалась Риана, которая не любила, когда внимание вдруг оказывалось приковано не к ней. Потому, потеснив партнера бедром, она чарующе взмахнула ресницами.
– Риана Беллица. Ваше имя звучит знакомо. Мы встречались?
Джек присмотрелся к королеве.
– Нет.
– А с какой точностью в этом вашем соотношении? – проворковала Ри, которая просто физически не могла обходиться без флирта, если в зоне досягаемости оказывались мужчины младше столетнего возраста.
– Сто процентов, – Джек пожал протянутую для поцелуя руку.
– Тогда я рада познакомиться. Итак, Сабрина, – поскольку Джек заинтересовал ее меньше посла, королевишна снова обернулась ко мне, – непременно сообщи, если вдруг что-то узнаешь. Господина Ильнаркира разыскивает министр. Посол неожиданно исчез с изумительного вечера в честь его приезда и до сих пор не появился. Что-то могло случиться.
– Что с ним случится?
– Его могли похитить за выкуп.
Ха! Да он сам кого хочешь похитит.
– Могли обманом заманить куда-нибудь.
Он сам кого хочешь заманит.
– Посол мог заблудиться в незнакомом городе.
С его-то умением менять пространство.
– А если он заплутал в горах? А если…
– Если заблудился в бесконечных коридорах санатория, позабыв рассыпать крошки или привязать путеводную нить? – Я в ужасе прижала ладони к щекам. – Кто укажет ему правильный путь?
– Ха-ха, очень смешно, – скривилась Риана и ухватила Адана за рукав. – Идем, мы теряем драгоценное время.
И оба наконец покинули мою лавку. Ох уж эти выходные! Иногда людям просто некуда девать свободное время.
Глава 10
Камень желаний
А следующее утро выдалось спокойным настолько, что, проснувшись сама, я в недоумении прислушалась. Было тихо, только дождь шуршал по стеклу. Ах, вот в чем дело – дождь. Поднявшись с постели, я раздвинула занавески со стороны сада, затем снова забралась в постель, наблюдая за бьющими в окно каплями. Наверное, вновь задремала, поскольку капли вдруг начали падать прямо на меня. Я раскрыла глаза – они были бумажными. А совершено не мокрая лужица собралась на покрывале в послание.
«Сегодня дождь нарисовал на моем окне тебя».
Ниже этих слов был нарисованный от руки набросок женского лица. В нем без труда угадывались мои черты. Я всмотрелась в рисунок, затем спрыгнула с кровати и вытащила из обустроенного для хранения одежды чулана коробку. Там на самом дне под украшениями, захваченными из дома на случай большой нужды, лежал еще один мой портрет.
Однажды мы с Аданом гуляли и проходили мимо уличного художника, я задержалась, рассматривая выставленные в качестве рекламы рисунки, а мой парень обратился к мастеру: «Нарисуйте мою девушку».
Теперь, сравнив оба наброска, я заметила, что второй удивительно отличается от первого. В нем словно жила душа. Так и увидела наяву, как посол смотрит на стекло в потеках дождя, видит мое лицо, а затем берет этот лист и набрасывает быстрыми резкими движениями мой облик. Портрет был нарисован по вдохновению, и в этом крылся секрет его привлекательности, тогда как уличный художник всего лишь делал свою работу.
Я хотела смять лист с той же непоколебимостью, с какой отвергала изящные креолы, и даже пальцы сжала, помяв край. Затем снова расправила письмо на кровати. Полюбовалась еще немного. Все прежние письма от Раяна развеивались, значит, и это исчезнет. Но оно продолжало лежать, не спеша испаряться. Значит, все же подарок?
Как розы, как мое украшение-клинок. Цветы я отвергла, и они погибли, снять орден было проблематично, хоть он и не мешал совершенно, будучи гибким, перетекал всякий раз, подстраиваясь под малейшие движения руки и пальцев, зато рисунок был выполнен на бумаге.
Я подхватила его и отнесла к туалетному столику – моей гордости. Собрала его на славу из деталей разной мебели, и при этом вышло красиво. Порой я использовала столик, чтобы писать родным письма о жизни в Кончинке, а потому рядом стояла плетеная корзина для бумаг от местной умелицы. В нее я и бросила лист и решительно отвернулась. Подарок Адана остался лежать на кровати.
Я подошла к окну. Капли все так же бились в стекло, а если приложить руку, то можно было ощутить холод дождя. Искоса я бросила взгляд на выброшенный рисунок и тут же подскочила к столику, заглядывая в опустевшую корзину. Села на колени и перевернула ее набок, тщетно пытаясь отыскать уже пропавшее.
Вот кто так делает?!
«Верни мой рисунок!» – Я бросила комочек бумаги в пространство.
«А он тебе нужен?» – чуть погодя прилетел ответ.
«Может, и не нужен, я сама решу. Пускай будет».
«Оставлю у себя. Он станет согревать меня, когда за окном дождь, и напоминать о твоих поцелуях».
Вот же наглец!
«Я тебя не целовала! Какую ерунду ты пишешь?»
«Любую, которая побуждает тебя отвечать».
Манипулятор!
Я дошла до открытой коробки, сердито сунула на самый низ рисунок от Адана. Больно нужно! Сам нарисовал, сам теперь и будет любоваться. А у меня уже один портрет есть!
Щекотное прикосновение к шее заставило отпрянуть в сторону, а сверху спланировали снежинки. Они сложились в белоснежную розу, вдруг сменившую цвет на алый, с чересчур длинными шипами. Цветок истаял быстрее, чем я успела с размаха расплющить его коробкой.
А я бы расплющила. Ведь снова намек на шипастую креолу. В памяти ярко встал тот поцелуй, когда я приставила к горлу посла клинок. А он все наклонялся на это острие без малейшего страха, я же отстраняла и отстраняла, пока по пальцам не потекла его кровь. И с тех пор мой орден стал украшением. Вот так индигиец вел себя, вероятно, во всем, жил точно на острие, пренебрегая правилами и чужим мнением. Если желал, брал, если
