Свадебный переполох для графа Вракулы - Дора Коуст
Пораженные и испуганные возгласы прокатились по парку.
У меня было преимущество. Я лежала поверх мужчины, а потому могла беспрепятственно встать. Если бы он не удерживал меня крепко за талию. Если бы не продолжал сжимать наши пальцы, не давая мне высвободиться. Если бы не вел ладонью от моей талии до шеи, принуждая меня склоняться лицом к его лицу все сильнее.
Он желал завершить отбор невест, который еще даже не начался.
Он желал лишить Жопенью дохода, на который я рассчитывала.
Влепив ему коленом, куда дотянулась, я резко отпрянула, почувствовав, что стальная хватка ослабла. Его приглушенный рык коснулся моего слуха, но не дотянулся до ушей гостей. Спешно поднявшись, я криво улыбнулась, отряхиваясь от несуществующих травинок.
– Вот что может произойти, если танцевать не в бальном зале, а на траве, – весело рассмеялась я, делая пару-тройку шагов от де Брауса, дабы увеличить расстояние между нами в столь опасной ситуации. – Не переживайте, со мной все нормально, но привести себя в порядок все же стоит. Не скучайте. Господин Гауст, где там наши фанты? Пора нашим невестам лучше узнать жениха.
Из парка я попросту сбежала. Во-первых, потому, что за содеянное меня могли просто-напросто сожрать. Во-вторых, чтобы элементарно проветрить голову. А в-третьих, дабы дать невестам шанс окружить Алдиса и не подпустить его ко мне.
С последним пунктом потенциальные жены справлялись особенно на ура. Вампир весь вечер пытался меня поймать, но я ускользала и искренне смеялась над тем, как умело его перехватывали дамы, не давая даже вздохнуть свободно. Они увлекали его то в танцы, то в игры, то пытались утащить в направлении неизвестном. Причем у одной из них это даже получилось, но жаль, я своими глазами не видела.
О произошедшем мне, как ни странно, рассказал сам жених.
Отдалившись от основного пиршества, я спряталась в нашем винограднике, подсматривая оттуда за тем, что происходило в парке. Раз уж поесть мне так и не дали, пришлось объедать гроздья винограда, который на вкус оказался очень даже неплох.
Крупные фиолетовые плоды имели зеленую кожуру у основания. Виноград пах клубникой и оставлял после себя такое же кисло-сладкое послевкусие. Должно быть, сделанное из него вино получается просто невероятным.
– Вкусно? – спросили у меня почему-то возмущенно.
– Осень, – ответила я чистую правду, на мгновение отвлекаясь, чтобы убедиться в том, что слух меня не подвел.
Граф действительно был возмущен и одновременно мрачен.
– А меня только что, между прочим, пытались украсть. Почти успешно, – пожаловался он мне, переходя в стадию мрачного спокойствия.
Такого напускного, что мне даже смотреть на него не надо было, чтобы знать, какое у него сейчас выражение лица.
– И как оно?
– Неприятно, знаешь ли. Неприятно, когда тебя палкой с набалдашником бьют по голове. Я теперь искренне боюсь эту бабушку, чьи внуки утаскивали меня в кусты. Страшная женщина!
– И опытная, – подтвердила я, прекрасно понимая, про кого он говорит. – У нее знаете сколько браков уже было? Всех своих мужей пережила. А какое у нее состояние…
– Мне кажется или ты сейчас тонко предлагаешь мне получше присмотреться к тем кустам? – возмущение в голосе мужчины пошло на новый виток.
А я по-прежнему стояла к нему спиной. Виноград в меня уже не лез, но я продолжала его есть, демонстрируя, что увлечена по самые уши. Перед глазами так и стояла картинка, как я фактически лежу на де Браусе, а до поцелуя остаются считаные мгновения и один рваный вдох.
– Исключительно к бабушке. Вы-то ее точно переживете. Не сейчас, так лет через сто.
– Не смешно.
– А я и не смеюсь. Вы, главное, никого не ешьте, нам скандалы не нужны, – произнесла я наставительным тоном.
– То есть ты молодец, а я ходи голодный?
– Кушайте виноград. – Повернувшись, я вручила мужчине целую горсть. – Он гораздо полезнее.
И сбежала по тропинке, пока он не очухался.
На этот раз спряталась я в малой столовой, где лежало все подаренное нам добро. Если говорить откровенно, то оно было фактически награбленным, потому как подарки были выпрошены как условие, а не подарены от души или из вежливости.
Правда, мою совесть это не смущало. Нам явно было нужнее, но не все.
Среди презентов оказалось много стоящего с коммерческой точки зрения. Несколько ружей, сабли, клинки и шпаги, оленьи рога и шкура медведя с головой, но и ненужного оказалось немало. Я себя прямо ощутила так, будто у меня сегодня день рождения, когда открытие каждой новой коробки или свертка захватывает дух.
Но недолго я оставалась одна. У Алдиса на меня явно имелась особая чуйка, так легко ему удавалось меня выслеживать.
– Меня пытались поцеловать! – зло заявил он с порога, с громким хлопком закрывая за собой дверь.
Я сидела в этот момент на полу, а потому смотрела на него снизу-вверх. То, что я видела, однозначно вызывало улыбку.
– По вам видно, – усмехнулась я, потянувшись за следующей коробкой. – У вас и лицо, и шея, и даже платок в чужой помаде.
– Я уворачивался! – брезгливо начал оттираться мужчина тем же платком, который сорвал со своей шеи.
До того он выглядел комично, что пришлось закрыть лицо руками, чтобы он не видел, как я смеюсь. Только плечи все равно вздрагивали, выдавая меня с головой.
– А лучше бы тебе было стыдно, – произнес он, кидая когда-то белый платок на стол, и уселся рядом со мной, подтягивая к себе сверток, который я еще не распаковала.
За его манипуляциями я следила ревниво.
– О, это мне, – произнес он, доставая вино в темной запылившейся бутылке. – Так, это тоже мне.
Из коробки выглядывал пистолет. Дорогой, между прочим, пистолет!
Заглянув в свою коробку, я едва не завизжала от радости. Кто-то расщедрился!
– И это мне, – утянули коробку у меня прямо из-под носа, но я в нее успела вцепиться.
– А не много ли вам будет? – не сдержала я возмущения.
– А зачем тебе мужские сапоги из чешуи дракона?
– Да вы знаете, сколько они стоят?
Коробку мы активно перетягивали, но пока безуспешно.
– Знаю, поэтому этот подарок мой.
– Вообще-то, это я все придумала! – Я прямо-таки лучилась негодованием.
– Хорошо, тогда твои пятьдесят процентов. – Мне торжественно вручили один сапог, но что-то мне подсказывало, что надо мной попросту издевались.
– Да почему пятьдесят?
– Потому что из нас двоих страдаю только я. И вообще, скажи спасибо, что пятьдесят, а не тридцать.
Мы боролись за каждую коробку, за каждый сверток! Спорили не на жизнь, а на смерть, и в конце концов я решила
