В гостях у сказки, или Не царевна лягушка (СИ) - Веселова Янина Янина
— Подворье мое навестим, потом в Лукоморье метнемся, — деловито сообщила Ягишна. — Костенька просил обязательно быть. Нонче большой прием для послов иностранных, все царское семейство присутствовать должно.
— Как? — испугалась Маша.
— Обыкновенно, — отмахнулась Яга. — Постоишь рядом с мужем, и всех делов.
И снова Маша промолчала, вида не показала, что слова царской няньки ее обидели. Можно подумать, Яга не понимает сколько причин для волнения у пришедшей из чужого мира учительницы средней школы. ’Значит испытывает, — догадалась берегиня. — Как же меня это задрало. Послать бы всех, да нельзя. Аспида подводить не хочется. Ничего, сарафан нарядный у меня есть, душегрею новую на той неделе купила, вести себя умею, небось не опозорю родственничков.' На том она и успокоилась, однако Ягу про себя только свекрухой и называла.
* * *Лешие, как и обещали, открыли короткие тропки к ведьминой усадебке. Маше такой способ перемещения пришелся по вкусу. Идешь себе, гуляешь, красотами любуешься, ведь лесные хозяева мимо самых красивых мест пути прокладывают. Хорошо, быстро, полезно для здоровья.
Избушка, банька и сарайка гостям обрадовались, а вот хозяйку встретили неприветливо: зашумели, захлопали ставенками, затопали лапами, застучали копытами. Банька, в тот момент сидевшая на кладке, зашипела по-змеиному и успокоилась только после того, как Яга ушла с поляны.
— Паразитка, — ведьма пнула ни в чем неповинную сосну, убила ногу и разозлилась пуще прежнего. — Попомнишь ты у меня, когда полы перестилать нужно будет.
Банька Ягишну проигнорировала, плевать ей было на угрозы. Главное сейчас деток от нехорошего влияния оградить да с новыми хозяевами познакомить. Чтоб, значит, с детства привыкали. Стоит ли говорить, что после такого приема настроение ведьмы только ухудшилось, а крайней оказалась Маша. Не на Аспида же собак спускать.
Скандалить она правда не решилась, но поглядывала со значением.
— Не вздумай, — просек это дело Подколодный.
— Ты про что, милок? — прикинулась дурочкой ведьма.
— Если Машу обидишь, я обижусь, — склонился к нянюшке змей. — И наново ее украду, только уж не на неделю, а лет на двадцать. И ковыряйтесь тут сами, как хотите.
— Вот же привязка проклятущая, — посетовала Яга. — Измучает она тебя, миленький мой.
— Пока только ты меня мучаешь, вон даже избушка это чует. Прекрати, прошу.
— Невиноватая я, — прослезилась Ягишна. — Оно само. Само, миленький мой! Как подумаю, что ты теперь привязанный на век, так и лезет гадость, а уж как про Горыныча вспомню, вовсе плохо деется.
— А с ним-то что?
— Тоже обженился, — пожаловалась ведьма. — На Настасье, Марьиной подруженьке.
— Это же хорошо, — не понял Аспид. — Или ты хотела, чтоб он Феогниду в жены
взял?
— Уж лучше ее, — рассвирепела Ягишна. — Твоя Марья хоть берегиня, он нее польза семье будет, а от Насти и того нет. Человечка простая.
— Что-то мне сегодня с тобой рядом стоять неприятно, — скривился Подколодный. — Сглазили тебя что ли? Или с Василисой переобщалась? В любом случае запомни, жену я в обиду не дам и за Настей пригляжу.
— В добрый путь, — недобро глянула Яга. — Ладно, вы пока оставайтесь, а мне пора в Лукоморье.
— Подожди, сейчас вместе пойдем, — предложил Аспид.
— Нет уж, я на метле, — отказалась Ягишна. — Проветриться надобно, — звонко свистнув, она оседлала метелку и была такова.
— И что это было? — подошла к мужу Маша.
— Мне кажется, что нянюшка чувствует себя лишней рядом с ними всеми, вот и расстраивается, ревнует.
— Но ведь это пройдет?
— Обязательно, — пообещал змей. — Но крови она нам всем попортит будь-будь.
— Надо бы ее того, — задумчиво потеребила кончик косы Маша.
— Чего 'того'? — насторожился раздраконенный нянюшкой Аспид.
— В хорошие руки Ягу пристроить нужно, — ответила Марья. — А ты чего подумал?
— Да так… — ушел от ответа змей, а про себя подумал, что нету в Тридесятом царстве подходящих для всемогущей ведьмы рук, и печально вздохнул.
К тому моменту, когда Марья и Аспид вернулись в Лукоморье, все в 'Трех лягушках' стояли на ушах. И было с чего. Только подумать, две совладелицы из трех умудрились породниться с царским семейством. Третья, впрочем, тоже в грязь лицом не ударила, умудрилась захомутать самого Михайлу Потапыча — известного на все Тридесятое царство богатыря, умницу, красавца да к тому же старшего сыночка Потапа Ивановича, главного надо всеми, сколько их ни есть, оборотня.
Это известие повергло матерей, имеющих дочерей на выданье, в шок и трепет. Равнодушных не осталось. Матушки поглупее негодовали.
— Как это так? — возмущались они. — Куда катится мир? — вскидывали глаза к небу, заламывали руки. — Пришлые девки самых лучших женихов порасхватали, заразы бессовестные. Лишили наших кровиночек светлого будущего.
Бабы поумнее действовали по-иному. Они брали в охапку своих кровиночек и отправлялись в Три лягушки'.
— Смотри, Глашка, Танюшка, Надюшка, Иришка (нужное подчеркнуть) и учись, а не только шоколадное, клубничное, брусничное, сливочное (ассортимент в трактире нынче обширнейший) мороженое трескай.
— Куда смотреть-то, маменька? — покладисто интересовались Маруськи, Ленуськи, Женечки и прочие раскрасавицы, не забывая отдавать должное угощению.
— На хозяек, знамо дело, — поучали умудренные жизнью бабы. — На одежду их, на повадки, на поведение, опять же. А главное, пример с них берите.
— Со всем нашим удовольствием, — соглашались Акулины, Федоры и Мирославы, старательно копируя туалеты Насти и Меланьи, запоминая выражения их лиц и мечтая воочию узреть Марию. Ведь она самого Аспида покорить сумела. Все знают, что влюбленные змей даже выкрал ее и спрятал от людских глаз, ибо жена для него наипервейшее сокровище.
И пусть в царском семействе свободных мужчин, акромя маленького Владимира свет Степановича не осталось, зато в боярских родах холостые мужички пока не перевелись. Вот на них-то и нацелились умненькие Христины, Боженки и Аннушки, вооружившись знаниями и умениями хозяек самого модного в Лукоморье трактира.
— Явилась? — хищно уставилась на названную сестрицу Меланья.
— Ну… — неопределенно ответила Маша, чувствуя себя двоечником на ковре у директора. Ощущения были непривычные, и не сказать, чтоб приятные.
— Не запылилась? — подступила ближе Малашка.
— Я нечаянно укралась, честное слово, — покаялась берегиня.
— За нечаянно бьют отчаянно, — не купилась бывшая ключница и неожиданно открьла объятия. — Иди сюда, гулена! Дай обниму.
— Так ты не сердишься? — кинулась к ней Маша.
— Дурочка, я так за тебя рада. Как хоть ты?
— Лучше всех. А вы?
— Мы тоже ничего, зашиваемся помаленьку, — засмеялась Меланья.
— Устали? Я помогу.
— Завтра поможешь, сейчас в мыльню ступай, там тебя Настюша ждет, ей ведь тоже в терем царский собираться.
— Она?.. — Марья тревожно поглядела на подругу.
— Счастлива, аж светится вся, — уверила та.
— Ага, так я пойду?
— Беги.
Настюша и правда расцвела. Вроде и не виделась с ней Маша всего-то неделю, а поди ж ты, не узнать девку. Глаза сияют, на румяных щечках ямочки, волосы золотом отливать стали. Словно бы Горыныч с женой златом поделился, а может это свет любви отражается? Кто его разберет. Да и неважно. Главное, что Настя счастлива.
Подробности Маша у нее выпытывать не стала, захочет сама расскажет, ограничилась объятиями и поздравлениями. А потом из глубины мыльни выступила банница Агафья, и стало не до разговоров — выжить бы и вырваться из духмяного лечебного жара на волю.
— Хорошо, — сделав длинный глоток яблочного кваса, прижмурилась Марья.
— Не то слово, — попивая чаек, согласилась Настя. — Сидела бы и сидела с тобой.
— Ага, — промокнула распаренное лицо берегиня. — А еще лучше если бы это была не я, а муж.
