Продавец санге (СИ) - Феокритова Наташа
Затем реальность взяла свое, начиная новый цикл.
Глава 20
Мне было известно свойство людей теряться в пространстве при многочисленных переездах и стрессах. Восприятие сужается до требований минимального комфорта и людей, окружающих человека. Все остальное перестает играть обычно важное значение. Какой ковер в номере, будут ли удобны кресла в самолете, какая погода за окном? Не так значимо. На первый план выходит желание удержать ускользающее чувство стабильности. То, что останется неизменным при любом высоком информационном потоке. Такие люди замыкаются в своем маленьком мире, сужают круг лиц для доверия, смысл приобретают вещи, которые когда-то даже не замечались. Разум цепляется за постоянство, мгновенно стирая лишнее, понижая статус значимости.
Мне хотелось домой. Иллюзии — стоит вернуться, вернется прежняя жизнь. Я не обманывалась, та жизнь не вернется. Не будет прежним ничего из моих представлений о мире, в котором живу.
Я, не видевшая до этого Марса в одежде врача, не могла не впечатлиться. Ему она невероятно шла. В моих глазах — чрезвычайно. Дни наполнились работой, а ночи сексом, что никак нас не ускоряло. Но видимо сказывалось только на мне одной.
И ничего не могла поделать, оказываясь за дверью номера, мы бросали все как есть, неизменно оказываясь в постели. Удовольствие от ярких ощущений с Марсом оставалось все таким же сильным. Казалось, еще немного, и я на самом деле стану зависимой от него. Влюбленность раскрашивала мир в цвета радуги, заставляя улыбаться и светиться от счастья.
Пятнадцать замороженных суров, по пять в день. Такой ритм мы установили, не в состоянии работать быстрее. Суры внешне выглядели, как люди. Но внутренние органы при малейшем нажатии выделяли едва заметные невооруженным глазом ореолы свечения. Их органы смотрелись здоровыми, как у молодых, пышущих здоровьем людей, хотя внешне все они имели разные возрастные признаки.
На расстоянии трех-четырех метров излучение рассеивалось, поэтому тела перевезли в морг городского центра. Содержать морозильные камеры и криокапсулы на бешеной жаре в климатических условиях Судана было невозможным.
Военные переоборудовали для операции грузовой самолет, отгородив и дополнительно усилив обшивку кабины пилотов слоями материала, защищающего от излучения. В глазах же всего мира мы выполняли обычный рейс с пересадкой.
В вечер вылета они собирались вместе, и я с некоторым сожалением думала о номере, отвлекаясь на собственные мысли, вместо сборов сидя в кресле и наблюдая, как Марс расхаживает туда-сюда. Его движения, занятого сбором вещей, сосредоточенного на задачах, завораживали, маня уютом. Я здесь была абсолютно счастлива. Словно спряталась от всего мира, купаясь в бессовестном, безусловно невменяемом, кайфе от секса с самым умопомрачительным любовником на свете. Разве нельзя прожить так всю жизнь, делая вид, что мы обычные люди, которым хорошо вместе? Этим глупым, детским мечтам я улыбалась, понимая неосуществимость. Но никак не могла остановиться. Завтра мы вернемся в Лондон, и реальность обрушиться на нас с новой силой. Проблема износа органов никуда не делась, как бы ни хотелось об этом думать. Даже если Марс перестанет быть владельцем клиники, это ничего не меняло.
Все было готово, мы вылетели по расписанию, держась поближе к грузу и подальше от малочисленной команды военных пилотов и охранников. Предчувствие опасности не покидало Марса с момента обнаружения ключа. Вероятно, охрана в отеле была сверхмощной. Если оставшиеся суры знают о нас, то самолет казался самой удобной возможностью для нападения. Скорее всего, еще в аэропорту. Внутренне собравшись, он ждал атаки, но ее не произошло. Сосущее чувство тревоги не исчезало. Не рассасывалось. Он принял решения взять на борт дополнительную охрану. На всякий случай.
В мире асуров все просто, если есть власть и сила — иди и бери, никто слова не скажет, если нет, то твоя смерть послужит уроком для всех остальных таких же идиотов. И уже в воздухе он неожиданно настоял.
- Знаешь, что? Надень парашют, — приказал он, поймав сердитый взгляд военных, по мере приближения к острову Понта-Делгада.
Напряжение и без того перехлестывало через край, поэтому я без лишних слов согласилась, под высокомерными и похотливыми взглядами мужчин, наблюдающих за процессом моей экипировки. Марс перепроверил все ремни, карабины, впаянный высотомер. Протянул шлем и перчатки.
— Мы приближаемся к храму суров. Будь внимательна, — предупредил он, сам не зная чего ждать.
— Храму? Тому самому, у которого нет входа?
Мне хотелось знать больше, и Марс кивнул.
— Да, в его чаше есть вход. Асуры знают о нем. Но не могут получить доступ. Как ты сама понимаешь, суры позаботились об этом. Люди тоже туда не лезут из-за сильного чувства страха, возникающего каждый раз при приближении.
Он не договорил, изменившись в лице.
В кабине пилота раздались выстрелы, приглушенный вой и взрыв, задний люк грузового отсека медленно начал подниматься, впуская внутрь свист воздуха и ветра, шум работающих двигателей.
Марс только успел увидеть, как мое испуганное лицо исказилось от узнаваемой картинки. Я уже видела это дважды. Большое желтое облако прожигало перегородку между кабиной пилотов и отсеком. Значит, скоро будет взрыв.
Губы Марса вонзились в мои, срывая поцелуй, одновременно он толкал меня к зияющей пустоте небесного пространства. Отчего я, пискнула, ощущая движение в опасную сторону, распахнула глаза, пытаясь уйти от поцелуя, затормозить под его неумолимым напором.
— Назад. Прыгай. Найди Пику, отыщи вход. Это твой единственный шанс. Там действуй по обстоятельствам.
От его слов я обалдела. Побледнела, а в глазах застыл ужас от осознания нужного прыжка и каких-то поисках.
— Я боюсь высоты!
Отрицательно замотав головой, ища поддержки, сочувствия, да хоть какого-нибудь понимания. С такой высоты?! Я умру. Сдохну. Были, конечно, случаи, когда люди оставались живыми, падая и с десятитысячной высоты, но на то они и исключения, что лишь подтверждают правила. К тому же я уверена, что такое исключение могло произойти с кем угодно другим, но не со мной.
— Я не-нее смо-гу. Я погибну!
Меня буквально затрясло, по лицу текли слезы, по ногам заструились влажные позорные струи мочи. Хотелось выть и умолять одновременно. Все слишком быстро.
— На четыреста метрах открывай парашют.
— МАРС!!! Я же не асур. Слишком высоко для людей.
На секунду наши глаза встретились, и в его решительном взгляде проскользнуло нечто удивительное, уверенное. Он выпрямился, удерживая мое тело одной лишь рукой, на самом краю воздушной пропасти, второй же крепко держась за край самолета.
— А ты и не человек, Милена, — улыбнулся он одними лишь глазами и резко толкнул меня прочь из салона.
В смысле не человек? Он что, издевается?
Мысли об этом и о чем-либо еще мгновенно испарились, как только тело за бортом самолета понеслось вниз к земле.
Оказалось, невероятно холодно летать в мокром комбинезоне. А когда в ушах свистит, а сердце бьется так, что еще немного, и ветер вырвет его из бесполезной груди, тем более. Я бы лишилась сознания, если бы не рассекающие, хлесткие удары в лицо.
Самолет резко, почти перпендикулярно повело вниз, и свалившаяся в штопор машина с ужасным гулом, перекрывающим вой воздушных масс, начала катастрофически быстро стремиться к земле.
Требовалось восстановить дыхание, но на высоте не хватало кислорода. Я лишь видела со стороны, как машина невероятным усилием вышла из смертоносного падения, пошла ровно, но ее болтало, мотало из стороны в сторону. Там на борту что-то происходило.
Следующие минуты я беспрерывно смотрела то вниз, то на высотомер, то на самолет. Если бы не шок, я бы мучилась от дикого холода, сводящего судорогой мышцы, обжигающего лицо беспощадными порывами настолько грубо, что казалось, с лица дерут кожу. От перенапряжения полопались сосуды в глазах, но несмотря на боль от света, я продолжала смотреть. Пока не увидела стрелку на желтом сегменте циферблата, затем на оранжевом и последнем — красном. Пятьсот метров до земли.
