Марина Дробкова - Маг моего сердца
— А если таких нет? — нейтральным тоном спросил Ральф.
— Это странно: все-таки две девушки и трое парней, в замкнутом пространстве, столько лет… Ну да
— вам, как куратору, виднее. В этом случае я не знаю, как поступить. Редкость, не сталкивались.
Тогда пусть лежит до лучших времен.
Ральф захлопнул шкатулку и убрал ее на дно чемодана.
Потом посмотрел в окно.
Все студенты вчера прошли коридором Забвения. Так положено — древняя традиция. Если существовали узы, они должны сгореть, чтобы не причинять страданий, ведь креадоры больше не увидятся. Если среди выпускников есть контролер — он в первую очередь обязан пройти коридор
Забвения, чтобы былые привязанности не мешали ему вершить справедливый суд.
А вот как быть с обладателями Единого Магического Пути? Нужно ли прогонять их коридором, или следует сделать исключение? Нигде этого не написано. Ведь Путь — редкость. Легенда.
Впрочем — это совершенно неважно: на их выпуске нет обладателей Единого Магического Пути.
— Он ее не достоин, — прошептал Ральф, видя как Даймонд Баум идет по двору с чемоданом. — Он ее не достоин!
Я стала доверять интуиции. Должность контролера способствует этому.
Не люблю вагоны-рестораны.
В них неуютно. И кажется, что весь мир смотрит тебе в рот.
Впрочем, за пять лет работы контролером я привыкла, что все вокруг смотрят на меня снизу вверх, особенно креадоры. Меня боятся, передо мной заискивают, часто пытаются понравиться. Мужчины иногда даже рискуют назначить свидание. Но достаточно лишь напомнить — кто я, и кто они, и все попытки сблизиться сейчас же прекращаются.
Раньше меня называли фейри, теперь зовут — Неумолимая. Хотя никому пока не приходилось молить меня о пощаде или снисхождении. Я стараюсь быть справедливой и всегда придти на помощь. Неумолимая — всего лишь статус.
Посетить вагон-ресторан меня заставил только голод, поскольку пришлось отказаться от ужина, слегка даже обидев радушного, благодарного хозяина и его гостеприимную жену: я торопилась на поезд. Мир, из которого я уезжала, поразил прекрасными зданиями: величественными дворцами с колоннами и арками, храмами с великолепной росписью и площадями, выложенными мозаикой.
Даже обычные улицы были до того разнообразны, уставленные нарядными домами и украшенные фонтанами, что мне не хотелось покидать это место. Понимаю беспокойство креадора, который вызвал меня из-за угрозы войны: страшно терять такие произведения искусства. Он боялся, не происходит ли в его мире утечки маны. Предполагал, что мог не досмотреть и не заметить брешь.
Но нет — к счастью и для мира, и для хозяина, он ошибся. Причинами надвигающейся войны оказалась простая человеческая жадность. И нам вдвоем удалось в короткий срок решить эту проблему, заняв людей делом и напомнив об их обязанностях. Мы всего лишь создали ложную угрозу эпидемии, и человечество бросилось заниматься другими вещами. Война была забыта.
А сейчас — еще пара ложек душистого супа, и будет забыт голод. Кормят в этом движущемся доме хорошо, и я даже готова смириться с казенной обстановкой вагона, хотя предпочла бы спокойно посидеть в купе. К счастью, здесь почти нет посетителей, только за столиком в дальнем конце сидит мужчина и пьет кофе.
Незнакомец молод — не больше тридцати лет. Но виски уже седые. И на его черных волосах это смотрится даже благородно. Я успеваю заметить, что он красив, умен, судя по выражению лица, и широк в плечах. И вспоминаю, что у меня давно не было мужчины. Так давно, что я, кажется, забыла об их существовании. Креадоры — не в счет, они лишь деловые партнеры. Остальное — за скобками.
Не положено.
Красивый брюнет с седыми висками поднимает взгляд от чашки с кофе. Пронзительный взгляд. А
глаза у него почти черные. Мне кажется, когда-то я уже видела такие — в другой жизни.
Я отвечаю на взгляд, а потом встаю и направляюсь к выходу. На пороге оглядываюсь.
Мужчина все так же с интересом смотрит на меня.
Покидаю ресторан.
Я всегда покупаю билет в одноместное купе для вип-персон, положено по рангу. Хотя мне абсолютно все равно: плюшевый диванчик, как здесь, или жесткая полка, как в обычном вагоне. Не люблю только общество соседей.
Войдя к себе, некоторое время стою, прислонившись спиной к двери. Я абсолютно спокойна.
Сердце размеренно бьется, колеса постукивают в такт. Поезд везет меня к Третьей Узловой, оттуда я прямиком направлюсь в Лигу, чтобы отчитаться о проделанной работе. Возможно, получу следующее задание.
Но сейчас — я знаю это — за стеной купе уже стоит широкоплечий брюнет. Он пришел ко мне. И я не
собираюсь возражать.
Повернувшись, резким движением отправляю выдвижную дверь в паз.
Мужчина здесь, замер у окна и ждет. На нем темная рубашка в рубчик — мягкий вельвет…Светлосерые джинсы. Спортивные туфли.
На руке нет ни кольца, ни татуировок, принятых в некоторых мирах, которые могли бы указывать на семейный статус.
Кивком пригласив его зайти, отступаю внутрь.
Шаг — и он в купе. Дверь закрывается, замок защелкнут.
Говорят, что я не выгляжу на свои двадцать восемь. Возможно. Но в душе мне все тридцать пять.
Не знаю, почему так. Трагедий и страшных потрясений в моей жизни не было — не считая смерти родителей, но это лишь отголосок далекого детства. Моему гостю двадцать девять, я сейчас четко вижу это. Но в глазах у него какая-то грусть, которая тоже делает его старше.
— Могу я узнать ваше имя?
У него приятный, глубокий, бархатный голос. Мой любимый тембр. Кажется, я слышала его раз сто.
Но это не так: мы совершенно не знакомы.
— Это так важно?
Вынимаю единственную шпильку из волос. Они рассыпаются по плечам. Зачем терять время.
Мой гость подходит и берет меня за плечи. А потом целует — неожиданно нежно, словно у меня не губы, а лепестки роз. Во мне что-то откликается — забытое, как любимая старая сказка. На мне деловой костюм — пиджак и юбка. Почему-то я никогда не ношу брюки: не люблю. Гость расстегивает пуговицы на пиджаке, а затем и на блузке. Все это — не отрываясь от моих губ. Тепло, возникшее где-то под ложечкой, медленно разливается по всему телу. Он отпускает мои губы, поднимает топ и усаживает меня на диванчик. Встав на колени, начинает целовать мою грудь.
Мне нравится, как его язык ласкает мои соски. Мне не нравится, что мой мужчина стоит на коленях. Пытаюсь сказать об этом, но он вновь закрывает мне рот поцелуем.
Под руками мягкий вельвет… Расстегиваю ему рубашку. Мои руки на его груди. Теперь моя очередь целовать его в грудь. Судя по ставшему глубоким дыханию, ему приятно. Чтобы мне было удобнее, мой гость садится рядом. Улучив момент, соскальзываю на пол: теперь я стою на коленях и, кажется, тоже тяжело дышу.
