Варя Медная - Суженый (СИ)

— Эмилия, ты цела? Это было чистой воды безумие! Он мог тебя ранить!

Девушка молча подняла лицо с блестящими дорожками слез, и пустота в глазах ответила, что это не имеет значения. Соленая влага продолжала безостановочно струиться. Эмилия уткнулась мне в плечо и разрыдалась, сотрясаясь всем телом.

— Ливи, он у-улетел, — плакала она, перемежая слова бульканьем. — Ма-марсий улетел, и теперь И-и-ндрик на-навсегда… — она обессилено махнула рукой.

— Тише-тише, всё будет хорошо, — зашептала я, гладя её по волосам, — вот увидишь, мы что-нибудь придумаем.

— К-к-аак? Ты же слы-слышала, он не вернёёёётся….

— Уверен, это не так. Даже если Его Величество сейчас уверен в обратном, — сказал, подходя к нам, Амброзий Высокий.

Друзья печально обступили нас. Я встретилась взглядом с Озриэлем поверх плеча Эмилии. Ифрит молчал, не в силах подобрать нужные слова, но я знала, что и он глубоко переживает за Индрика.

Тиберий переместился влево и приземлился неподалеку от помоста. Друзья с беспокойством обернулись. Грифон улетел, но о целях дракона никто не знал.

— Не волнуйтесь, он не причинит нам зла, — сказала я и жестом пресекла дальнейшие расспросы. — Позже.

Кажется, дела никогда не закончатся. Скоро предстоят новые объяснения, но они подождут, а сейчас я нужна подруге.

Тут она сама отстранилась и осмотрелась. Взгляд уперся в предмет, торчащий из земли там, куда Марсий напоследок его всадил. Эмилия оперлась костяшками о доски, поднялась, сошла по ступеням и двинулась к нему.

— Ты куда?

Она молча приблизилась к «молнии» и обошла её кругом. Когда девушка подняла глаза, в них всё ещё стояли слезы, но на губах играла улыбка.

— Глядите!

От «молнии» меж лозами пролегла дорожка, уводящая с площади. Сложив руку козырьком, я проследила направление и поняла, что чугунная тропка тянется ко дворцу.

— Эмилия!

Услышав этот возглас, подруга примерзла к месту, а потом медленно обернулась на зов. Из высоких золотых ворот, покачиваясь, вышел некто, одетый совершенно неподобающе случаю: в сюртук из черной кожи с шипастыми эполетами на плечах, сапоги на шнуровке, и с бренчащей связкой амулетов из костей и зубов на шее. Самым впечатляющим был чугунный ежик волос. Эмилия сделала к нему неуверенный шаг, потом ещё один, перешла на бег и, наконец, помчалась со всех ног, раскинув руки и восторженно вопя:

— Индрик!

— Эмилия!

Музыкант ковылял ей навстречу, раскачиваясь, как механическая кукла, и продолжая звать по имени. Ноги переставлялись с трудом. Чугун ещё не до конца сошёл. Это происходило прямо на наших глазах. Покрывавшие лицо, одежду и всё тело металлические островки, поблескивающие в косых лучах солнца, уменьшались и исчезали, как пересыхающие лужицы. Чем меньше их оставалось, тем более плавными и человеческими становились движения. Последний сошел, когда Эмилия очутилась рядом. Индрик раскрыл объятия, подхватил её и закружил, целуя и смеясь.

Мадам, Кен, Робин, Магнус с Арахной и Озриэль кинулись к ним. Я тоже ринулась было следом, но остановилась, услышав позади хорошо поставленный и до боли знакомый голос.

— И снова здравствуй, Оливия.

Оборачивалась я примерно так же, как минуту назад Эмилия.

— Мейстер Хезарий, я…

Тут взгляд упал на его спутницу, и я поперхнулась.

— Вот только не нужно сцен, — поджала губы профессор Марбис. — Если кто из нас двоих и должен бояться, так это я. Кто знает, что ты приготовила на сей раз. В твоей изобретательности сомневаться не приходится.

Дракон за её спиной развел руками, мол, извини, пришлось ей всё рассказать. Несмотря на сварливый тон, грозный профессор не выглядела рассерженной. Я бы сказала, сон, к счастью, двухнедельный, а не вековой, пошёл ей на пользу: щеки разрумянились, исчезла суровая складка возле губ. В волосах торчал пышный пион.

— Хорошо выглядите, профессор Марбис, — промямлила я.

— Кроверус, — поправил мейстер.

— Будущая Кроверус, — возразила профессор и продемонстрировала мне палец с кольцом, которое любую другую пригвоздило бы к земле: огромный черный камень, прошитый красными капиллярами. — Этот плут надел мне его на палец, прежде чем пробудить ото сна, — недовольно заметила она, но было видно, что недовольство это наигранное.

— «Сердце земли» или «Невестин камень», — подмигнул мейстер Хезарий. — Кольцо с ним невозможно снять до церемонии бракосочетания.

— О… мои поздравления!

— Рано. Свадьбу будем играть у меня в замке. Ты, кстати, тоже приглашена.

— Вообще я считаю все эти пышные церемонии глупостью и пережитком, данью языческим традициям, — вставила профессор. — В мои-то восемьдесят два…

— Мелюзина привыкла считать драконьими годами, — пояснил мейстер. — В переводе на ваши ей… — Он лукаво прищурился, разглядывая невесту. — Да она совсем ещё девчонка!

— Так, может, мне найти кого помоложе, старый обормот? — игриво заметила профессор. — Вот хотя бы кого-то из них. — Она ткнула куда-то поверх моего плеча и с явным удовольствием предалась ехидной перепалке с мейстером. Я обернулась.

Друзья радостно обнимали и поздравляли Индрика. Ветер доносил обрывки фраз и щебетанье Эмилии. Как же мне хотелось присоединиться к их ликованию и знать, что всё позади!

Индрик, смеясь, освободился из очередного объятия:

— Погодите, сейчас. — Он блаженно прикрыл глаза и со смачным хрустом наклонил голову сначала к одному, потом к другому плечу. — Как давно я мечтал это сделать!

Последовал новый взрыв хохота, и поздравления продолжились.

Озриэль похлопал его по спине, но тут заметил, что меня рядом нет. Повертел головой и посмотрел в нашу сторону, приставив ладонь козырьком. Я знаком попросила его подождать минутку. Озриэль послушно замер, сложив руки на груди и не сводя с нас пристального взгляда.

— Это и есть ифрит, о котором ты говорила? — проницательно заметил мейстер Хезарий.

— Да, — покраснела я и снова искоса посмотрела на Озриэля.

— И он ещё ни о чем не знает?

— Нет, — вздохнула я.

Сердце сжалось, как представила реакцию Озриэля на новость о моём возвращении в замок. А потом представила его, обнимающим какую-нибудь ифритку — одну из тех, которых хотела видеть рядом с внуком госпожа Остиопатра: как он отводит с её лица локоны и говорит, что они пахнут ромашкой и лимонником, — и стало совсем грустно.

Но длилась эта грусть недолго: кольнула и начала вытесняться теплом и смутным предвкушением чего-то. Оно расползалось внутри, как подсвеченный луной туман, наполняющий пустынную залу заброшенного замка, или как мягкая мгла. И из её глубины на меня смотрели два отливающих серебром глаза. Сердце против воли заколотилось быстрее.