Зверь. Изменил мне — изменил меня - Ляна Вечер
— Что ты несёшь? У тебя крыша поехала? — Тимур срывает маску ласкового супруга.
— Моя крыша впервые за много лет стоит на своём месте, — холодно отвечаю мужу и, опираясь на трость и Татьяну, иду в кухню.
Достаю из навесного шкафа баночку с таблетками, наливаю воды в стакан, а руки ходуном ходят. Ничего, скоро полегчает. Надо только выпить таблетку.
— Динара Ильясовна, вас колотит, — Татьяна суетится рядом. — Давайте я вызову врача.
— Не надо врача, — отрезаю строго. — Просто побудь здесь, — трясущейся рукой держу стакан. — Нажмёшь тревожную кнопку, если что.
Дома стоит сигнализация от ЧОПа — тревожные кнопки есть в каждой комнате, но, боюсь, если Тимур решит попрощаться со мной навсегда, я просто не успею ничего сделать. Татьяна — моя страховка.
— Думаете, он способен на такое? — домработница в шоке.
— Я уже не знаю, на что он способен. Возможно, я его совсем не знаю, — запиваю таблетку и кое-как забираюсь на высокий табурет.
Татьяна хочет ответить, но в кухне появляется мой «драгоценный» супруг. Не дождался, сам пришёл. Что ж, раз ему так не терпится обсудить щекотливую ситуацию, я готова.
— Динара Ильясовна, мне остаться? — домработница поглядывает на Тимура.
— Подожди в гостиной, пожалуйста, — прямлю спину.
Татьяна кивает и выходит из кухни.
— Значит, вспомнила всё, да? — муж с плотоядной улыбкой идёт ко мне. — И что скажешь?
— Это ты мне скажи, — щурюсь, — что за план у тебя был?
— Какая разница? — садится за барную стойку напротив меня, наваливается грудью на столешницу. — От меня ты ничего не услышишь. Я не идиот. И на суде я буду всё отрицать.
Вот как? Интересно.
— О каком суде речь? — с нервной улыбкой кручу пустой стакан в руках. — Ты совершил что-то противозаконное? — спрашиваю с издёвкой.
— Суд, который вынесет решение о разводе, — холодно уточняет Тимур. — Я получу половину твоего состояния, и ты с этим ничего не сделаешь.
Слова мужа делают мне больно. Семейная жизнь, наша любовь… Всё, за что я цеплялась как за спасительную соломинку, оказалось иллюзией. Не было ничего. Господи, спасибо, что я не переписала бизнес на этого ублюдка!
— Ты получишь тюремный срок, — говорю, без страха глядя в глаза мерзавцу. — Я заявлю на тебя в полицию.
Только вспомню всё и сразу заявлю. Недолго осталось моему мужу гулять на свободе. Я его из-под земли достану, если понадобится. Никаких денег не пожалею, чтобы посадить гада за решётку.
— Не заявишь, — Тимур смеётся мне в лицо. — Вместе со мной пойдёт и твой Карим, — резко прекращает веселье. — Я знаю, что у вас с ним роман. А ты знаешь, что он уже мотал срок? Каримка сядет надолго.
Кажется, стакан вот-вот треснет у меня в пальцах…
Я бы хотела ответить Тимуру, что мне плевать на Карима. Плевать, что с ним будет. Но это не так. Я не знаю, что это. Стокгольмский синдром? Или та самая парная связь?
— Какая же ты сволочь… — хриплю. — Почему я этого не замечала этого столько лет?
— Оставь философию при себе. Мне не интересно, — муж кривится.
— Ты прав, — улыбаюсь горько. — Тебя интересуют только мои деньги. Так было всегда.
— Лишишь меня имущества, и твой Карим сгниёт в тюрьме, — муж продолжает угрожать. — У него такой криминальный анамнез, что ни один адвокат не поможет. Помни об этом, дорогая моя жена, — выдаёт с придыханием. — Пока ещё жена, — добавляет, вскинув бровь. — Я на всё пойду. Поняла?
Тимур идёт ва-банк. Ему уже ничего не страшно. Он ради денег на всё готов, а если нет, себя ради мести мне не пожалеет.
— Проваливай из моего дома, — рычу тихо.
— Как скажешь, милая, — Тимур улыбается, а мне мерзко. — Ты устала, тебе нужно отдохнуть. Я всё понимаю, — сползает с высокого табурета. — До скорой встречи, — шепчет мне на ухо и выходит из кухни.
Иногда прозрение приходит поздно. Мне для этого понадобились долгие годы. И чем я занималась всё это время? Самообманом. Я любила Тимура, и мне хотелось верить, что он тоже меня любит. Я сама во всем виновата. Закрывала глаза на его холодность и безразличие, оправдывала всё занятостью на работе. А надо было лишь перестать себя обманывать — признаться себе, что любовь у Тимура даже не закончилась, а просто не начиналась. Не было её. Он цичный, меркантильный проходимец, которого когда-то подобрал на обочине жизни мой отец. Почему папа это сделал — навсегда останется тайной. Теперь его нет, а больше спросить не у кого. Да и неважно это уже.
— Ушёл, слава богу, — Татьяна, держась за сердце, заходит в кухню.
— Да уж… — киваю задумчиво. — Никогда бы не подумала, что скажу это, но действительно, слава богу, что ушёл.
Не знаю, что подействовало лучше: уход Тимура или таблетка, но я чувствую себя гораздо лучше.
— Он объяснил вам что-нибудь? — Татьяна берётся за мытьё посуды, вполоборота поглядывая на меня.
— Нет. У Тимура рыльце в пушку. Он заявил, что ничего не будет со мной обсуждать. Хочет развода и половину имущества.
— После такого? — Татьяна тоже поражена наглости моего супруга. — Если я всё правильно понимаю, ваш муж организовал похищение. Это уголовное дело.
— Да, уголовное дело. Но его не будет, — барабаню пальцами по столешнице. — Тимур шантажирует меня.
— Чем?
— Это не имеет значения, — ухожу от ответа. Не хочу делиться с Татьяной подробностями. Слишком личное. — Мне нужно вспомнить, что случилось тем вечером.
— Если бы я знала… — домработница с чувством швыряет губку в раковину. — Вы ничего не объяснили. Поговорили по телефону и уехали раздражённая. Я даже не знаю куда.
— К тебе претензий нет. Ты и не должна была быть в курсе. Думаю, пролить свет на эту историю мне поможет Алла. Где мой телефон? Хочу позвонить ей.
— Я не знаю, — Татьяна пожимает плечами. — Разве телефон не у вас?
— Нет. Можешь набрать мой номер?
От мыслей о телефоне на душе скребут кошки. Почему? Ч-чёрт… Снова голова начинает гудеть.
Домработница звонит мне, но ей говорят, что абонент недоступен.
— Из дома вы уехали с телефоном, — вспоминает Татьяна. — Точно. Я помню, что видела его у вас в руке.
Значит, я его потеряла. Плохо. Номер Аллы я не помню. Она так часто меняла сим-карты, что я просто не успевала запоминать новые цифры. Придётся съездить в гости к подруге. Надеюсь, она дома.
— Приму душ, переоденусь и поеду к Алле, — беру трость и почти стекаю с табурета.
— Не стоит ехать в таком состоянии, — протестует Татьяна.
— Мне уже гораздо лучше. Таблетка
