Порочная луна - Си Джей Праймер
Сейчас мне просто нужно спрятать его, пока я не решу, как я собираюсь его использовать. Развернувшись, я мотаю головой взад-вперед, осматривая внутренность камеры в поисках достойного укрытия для моего нового сокровища. Я не собираюсь возиться с туалетом — угрозы Кэма насчет ведра было достаточно, чтобы отбить у меня охоту рисковать, — поэтому единственным вариантом остается раскладушка. Подбегая к ней, я приподнимаю край тонкого матраса, засовывая под него нож. Затем я выпрямляюсь и откидываюсь назад, прикусывая нижнюю губу и размышляя, есть ли где-нибудь менее очевидное место, куда я могла бы его спрятать.
Мне приходит в голову идея пропилить небольшое отверстие в матрасе зазубренным краем ножа и спрятать его внутрь. Его будет не так легко найти, если Кэм начнет его искать. И, говоря о Кэме, я внезапно вспомнила о камере, установленной в углу моей камеры. Черт.
Располагая свое тело так, чтобы не видеть угол кровати, я наклоняюсь, чтобы приподнять край матраса и достать из-под него нож. Крепко прижимая его к груди, я забираюсь на койку, стараясь держаться спиной к камере, чтобы, если кто-то смотрит видеозапись, они не смогли разглядеть, что я задумала.
Мой пульс все еще бешено колотится, горло горит при каждом паническом вдохе. Мне придется сделать это быстро, поскольку я рискую быть обнаруженной. Лежа на животе, я приподнимаюсь, пока не могу заглянуть за край матраса, опускаю нож, чтобы начать распиливать винил по нижнему шву.
Кажется, что каждая проходящая минута тянется целую чертову вечность, пока я распарываю шов тупым лезвием, создавая маленькую, незаметную дырочку на обратной стороне матраса. Как только она становится достаточно широкой, я просовываю нож внутрь, и у меня вырывается вздох облегчения, как только он прячется.
Опираясь на предплечья, я откидываюсь назад и сажусь на пятки, прижимая ладонь к груди, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. Когда стук в ушах стихает, я внимательно прислушиваюсь, нет ли каких-нибудь признаков того, что кто-то спускается в подвал, чтобы поймать меня, но все, что меня встречает, — это блаженная тишина.
Спасибо, черт возьми.
Мой разум все еще перебирает возможности, когда я случайно бросаю взгляд на окно в задней стене моей камеры, и мне приходит в голову идея, которая намного лучше, чем пытаться пробиться отсюда с помощью ножа для масла в качестве оружия. Я уже столько раз проводила пальцами по краю рамки, что практически запомнила каждую канавку, и не раз подумывала о том, что, вероятно, смогла бы открыть ее, если бы у меня было что-нибудь, что можно было бы зажать в зазоре.
Что-нибудь маленькое и плоское, но достаточно прочное, чтобы поддеть.
Что-то вроде ножа для масла.
В ту секунду, когда эта мысль приходит мне в голову, я снова переворачиваюсь на живот, чтобы вытащить нож из дыры в матрасе, которую я проделала, вскакиваю с койки и немедленно подбегаю к окну. Протянув руку над головой, я провожу пальцами по нижнему левому краю оконной рамы, чтобы найти небольшую щель, и просовываю в нее кончик ножа, как только нахожу ее. Стиснув зубы, я тяну вниз, пытаясь высвободить его.
Сначала она не поддается, и мое сердце замирает от тщетности попытки. Я дергаю сильнее, вскрикивая от отчаяния, и мое сердце подскакивает к горлу, когда я внезапно слышу хлопок.
Это вся мотивация, которая мне нужна, чтобы продолжать идти вперед. Перетаскивая заклинившее лезвие на себя, я тщательно работаю над тем, чтобы ослабить весь нижний край оконной рамы, толкая изо всех сил, пока она, наконец, не откроется и не поднимется вверх. Свежий воздух касается моего лица впервые более чем за неделю, и знакомый аромат природы пробуждает мою внутреннюю волчицу от наркотического сна.
Не теряя больше ни секунды, я засовываю нож за пояс шорт и поднимаю руку, чтобы ухватиться за край окна, отталкиваясь ногами, чтобы запрыгнуть наверх. Мне удается упереться предплечьями в выступ, металлические края рамы больно впиваются в кожу, пока я пытаюсь подтянуться.
Мои босые ноги царапают бетонную стену в поисках опоры, когда я начинаю протискивать свое тело через небольшую щель, хватаясь за траву за окном для опоры. Мое сердце бьется так быстро, что кажется, что оно вот-вот выпрыгнет из груди, и я так волнуюсь, что меня вот-вот вырвет. Но я почти на месте. Я так близка.
Когда верхняя половина моего тела высовывается наружу, изгиб моей задницы застревает, и мне с трудом удается протолкнуть ее. Но как только я это делаю, мои ноги быстро соскальзывают, и я вылезаю. Я свободна.
Поднимаясь на ноги, я мотаю головой взад-вперед, осматриваясь по сторонам, хаотично моргая. За моей спиной бревенчатая хижина, а прямо передо мной густой лес.
Беги.
Это единственное слово эхом отдается в моей голове снова и снова, пока я срываюсь в стремительный спринт, мои босые ноги стучат по земле. Черт возьми, как бы я хотела превратиться. Даже на бегу я мысленно обращаюсь к своей внутренней волчице, желая, чтобы она вышла поиграть. Если бы я дала ей еще один день, держу пари, у нее хватило бы сил выйти вперед. Вместо этого ветки и камни на лесной подстилке режут мне ноги, когда я напрягаю свое тело до предела. Думаю, это то, что я получаю за импульсивность.
Несмотря на то, что прямо сейчас я спасаю свою жизнь, я не боюсь. Я в чертовски приподнятом настроении, потому что я больше не заперта в этой вызывающей клаустрофобию камере. Я дышу свежим воздухом, окруженная деревьями и густым кустарником леса.
Я свободна.
17
Я понятия не имею, как Луне удалось открыть гребаное окно, когда оно было закрыто, и как она смогла взобраться наверх и протиснуться всем телом в маленькую щель, чтобы сбежать через него, но сейчас важно не это. Прямо сейчас мне просто нужно сосредоточиться на ее поисках, потому что, если я этого не сделаю, мне придется сообщить о ее побеге, и кто-то другой будет выслеживать ее. Кто-то, кто не питает отвращения к бессмысленному насилию и не стал бы дважды думать о том, чтобы окровавить ее, чтобы преподать урок.
Если бы я мыслил трезво, я бы последовал протоколу в тот момент, когда обнаружил, что она сбежала. Я бы собрал команду, вооружился и отправился с достаточным подкреплением
