Некромаги (СИ) - Татьмянина Ксения Анатольевна

В этот миг я могла выскользнуть, потому что взмокла холодным потом от несгоревшего адреналина и испуга. Но вместо этого обмякла от резкой слабости. Мой преследователь был — Нольд…

— Выдохни, Ева. Присядь сюда.

— Зачем ты за мной следил?

— Не следил, а сопровождал. Куда тебя понесло на ночь?

Я-то присела, оперевшись спиной о полуметровое ограждение, и зябко передернула плечами — холодный ветерок на взмокшую кожу показался почти зимним. Тело успокоилось, но раздражение только поднялось:

— Ты что, каждую ночь за мной так смотришь теперь?

— Успокойся. Совпало, что хотел вызвонить из корпуса, но увидел, как ты куда-то выходишь. Стало любопытно.

— Мне сутки от микроинфаркта залечиваться.

— Потому что ты неграмотно пользуешься силой. Хорошо, но не идеально. Почему не позвонила? Не усвоила урок в «скалах»?

— Исправлюсь… не просто переделать многолетние привычки махом. Пойми.

Если сидеть, то Нольд со своим ростом рядом превращался в исполина. Он сдал на пару шагов, а я, глядя на ноги, удивлялась — как можно было в городской обуви и в обычных брюках быть таким бесшумным и ловким? Осмотрела выше — еще и в светлой рубашке, со светлой головой, таким незаметным? Бесплотный призрак, а не человек.

— На свидание бегала?

Я кивнула. И глубоко выдохнула — все, даже недовольство отгорело, а вместе с тем и укол упреком, осталась одна расслабленность.

— Так чего ты хотел, что-то по делу? Задание срочное?

Он развернулся и сел рядом, прислонившись спиной к ограждению, как и я.

— Нет, задания нет. Просто узнать, все ли в порядке? Ян тебя никакими разговорами не стращал, не уговаривал все бросить и уехать?

— Советовал, — а про себя улыбнулась аккуратному вопросу и тону, каким он был задан, — но я не из пугливых.

— Мужчина на мосту — кто?

Я не про себя, а в открытую улыбнулась — уж не ревнует ли он?

— Некромаг. Больше ничего пока не скажу.

— Больше можешь ничего и не говорить.

В молчании между собой и в звуках городского пространства мы просидели несколько минут. Нольд ничего не делал — не пытался приобнять, не заговаривал, сидел, прикрыв глаза, и дышал воздухом. Для того, похоже, и приезжал — побыть рядом и увидеться, только в этот раз даже предлога что-то передать не придумал.

Плевать, что подумает… я сделала то, что хотела сделать еще тогда, на юге — качнулась ближе и устало уронила голову, прижавшись виском к его плечу. Нольд весь был такой нагретый, будто только что под солнцепеком сидел. Не могла я себя заставить его бояться, что бы ни сказал Ян, что бы ни было правдой — силком невозможно!

— У тебя есть подходящая одежда, для занятий или походная?

— Есть.

— Тогда решено. Заберешь необходимое из корпуса и поедем прямо сейчас. Ты же как раз хотела выбраться из города, помнишь?

— Ночью?

— В машине поспишь.

* * *

Я поехала без вопросов. Улеглась на заднем сиденье серого, не служебного авто с идеально чистым салоном, и заснула, отпустив от себя все, что случилось. Нольду сон не нужен, видимо, он какой-то двужильный и нечеловечески выносливый.

— Подъем.

Разлепила глаза и прислушалась. Мотор выключен, через закрытые стекла не слышно было ни дороги, ни голосов, значит, приехали совсем, а не на очередную заправку.

— Бегать будешь.

Не показалось — Нольд одно слово, а следом два, сумел произнести с отчетливой командной холодностью. Отстраненное и чужое прямо по коже прошло, настолько проявилось.

Привез к реке — широкая и холодная, она походила на разлив серебра между нашим пологим берегом, и высоким противоположным — со скальными стенами, на которых такой же стеной росли сосны. Красивое место и безлюдное. Выйдя и оглянувшись, увидела, что приехали без дороги — лавировали по редколесью. На этой стороне тоже сосны, пониже и покорявее, перемешаны с елями, кустарников почти нет, одна плотная хвоя. И много солнца.

— Переодевайся и покажешь мне, как разминаешься.

— В туалет только сбегаю.

— Иди.

Нольд качнул головой и сам отошел подальше от машины — к воде. Я ушла к деревьям, оправилась и вернулась. Залезла обратно в салон, подняв с пола сумку с вещами. Закрутила волосы, переоделась, не закрываясь и не прячась — он не собирался подсматривать, а терпеливо ждал, пока не крикнула:

— Готова!

— Начинай.

Не отдых, а тренировка. При чем не такая, где я в свое удовольствие была отпущена на свободу дышать и носиться вне города, а где он собирался контролировать — что правильно, а что неправильно делаю. Нольд на себя словно другую личность нацепил, и такую сторону в нем я еще не видела — неживой, без эмоций, истукан, говорящий одинаково бесцветным голосом: «плохо», «не достаточно», «выдох-вдох, а не наоборот», «тут нормально», «хорошо».

Я обещала улучшать навыки и внутренне порадовалась — необходимая вещь. И если Нольд умел быть на городских улицах бесшумным и невидимым с его габаритами и неподходящей одеждой, учиться было чему! Я хотела также!

Отец в детстве рано начал меня гонять, развивая выносливость и ловкость, и тоже в такие минуты забывал, что я его ребенок, относился как к солдатику на плацу — безжалостно и строго. А Нольд… он впритык смотрел на мои прогибы, а я оказалась в роли гимнастки на сцене, и стала подозревать, что эта каменность не для меня нужна. Он себя на внутреннюю цепь посадил, сделал глаза стеклянными — не женщина, не Ева, а телесная болванка, которую нужно научить нормально прыгать с крыши на крышу. Что б не расшиблась на новый раз.

— Теперь от меня бегом по прямой до поляны, и обратно. Засекаю время.

Время его устроило, а техника нет.

— Сил потратила больше, чем должно. Я по дыханию слышу. Через три часа марафона у тебя отвалится спина и будут болеть ступни. Регенерат работает и восстанавливает на передышке — час и ты в строю. А если нет и минуты? Если тебя сутки кто-то гонит и останавливаться нельзя? Точку равновесия где держишь?

— Не знаю, не задумывалась.

— Повернись спиной.

— Ой…

Куда он мне надавил, на какой позвонок, но прострелило в лопатки сильно. Также быстро отпустило — прошло как сигнал-маячок.

— Побежишь сейчас, представь, что с этого места тебя тянет вверх на тросе.

И дальше пошла работа. Нольд заставил меня отбегать туда и обратно двадцать раз, и остался недоволен. После — отжиматься на сыром песчаном берегу не просто так, а с камешками на спине. Уложил четыре плоских голыша пирамидкой и приказал искать равновесие — а песок под пальцами проминался, берег был чуть наклонен, и я раз за разом проваливала задание. Камешки скатывались на пятом и десятом, а нужно было дольше.

Отдыха Нольд не давал, пить-есть тоже. Шли часы тренировки, и когда я думала, что готова свалиться трупом, он говорил: «включай резерв». И я встряхивалась. Бегала, прыгала, кувыркалась, и снова искала равновесие, отжимаясь с шатким грузом или балансируя на голом бревне, держа на плечах толстенную сосновую ветку. И та не была заточена как шест для помощи эквилибристам, а наоборот, тяжестью давила влево и громоздкостью хвои мешала справа. Пытка, а не задание. И я падала, не дотягивая его заданной нормы — двадцать шагов туда, и с разворотом обратно.

После полудня Нольд переключился только на падения и увел меня от берега в чащу с глубоким логом, заставлял прыгать с наклонного края, заставлял приземляться на песок в одном участке, и на камни в другом. Припомнил мне заброшенный завод, показал почему я тогда не уберегла щиколотку, и подстраховывал, когда видел, что лечу на те же камни, не правильно извернувшись. Просто умудрялся в последний миг ловить на руки, как свернутый мяч.

Я едва не поддалась соблазну каждый раз ошибаться — такая силища и такая скорость реакции поражала! До этого, тренируя без прикосновений, теперь Нольд хватал без оглядки, что где-то не там лапнет ненароком.

Едва стало получаться, как на песчаном, мягком участке, Нольд взял и сбил нарочно. Я укатилась кубарем в сторону и охнула.