Филис Каст - Богиня любви
Мужчины никогда вот так не смотрели на богиню любви. Они всегда выказывали куда больше уважения, больше страха, больше поклонения. С его стороны это выглядело неподобающе. И в то же время ужасно возбуждало.
Венера намеренно продолжала хранить молчание. Она лишь откинула длинные волосы за плечи. А потом сделала глоток мартини. Она ожидала, что Гриффин использует то, что заменяет мужчинам дамские уловки, то есть разразится бесконечным монологом, с помощью которых мужчины скрывают даже легкие признаки смущения. И его притягательность сразу ослабеет.
Но он не стал ничего говорить. Он просто смотрел на нее немигающим взглядом, терпеливо, уверенно.
— Ты неплохо понимаешь женщин, — сказала она наконец.
— Это потому, что у меня четыре сестры. Но ты не ответила на мой вопрос.
— Да, не ответила. Четыре сестры — а сколько братьев?
— Ни одного. Только сестры.
Венера улыбнулась.
— И ты — самый старший?
— К несчастью.
От его тона Венера рассмеялась, и, как будто в ответ на ее смех, «Brick House» мягко перешел в новую мелодию, в очаровательную песню про Бейкер-стрит. Венера видела, как за спиной Гриффина Пия с решительным выражением на мило разгоревшемся лице начала прокладывать себе путь к их столику, хотя мужчина, с которым она до этого танцевала, пытался уговорить ее остаться с ним.
— Идем, моя богиня. Тебе нужно подышать свежим воздухом...
Гриффин подхватил богиню любви под локоть и, прежде чем она успела хоть как-то возразить против столь бесцеремонного обращения или самонадеянности, с которой он называл ее «моя» богиня, увлек прочь из зала.
Венера оглянулась и поймала удивленный взгляд Пии, быстро дала ей понять жестом, что собирается выйти наружу, и даже обмахнулась рукой, как будто ей было чрезвычайно жарко. И еще успела показать Пии, чтобы она продолжала танцевать. Партнер Пии видел этот обмен взглядами и жестами и тут же воспользовался подвернувшейся возможностью, взяв девушку за руку и вернув на танцевальную площадку, в то время как Гриффин выводил Венеру через парадную дверь ресторана.
Вечер был тихим и прохладным, в небе висела прекрасная полная луна. Высокие железные обогреватели в форме деревьев выбрасывали волны теплого воздуха, овевавшие кованые столики и стулья, установленные вдоль тротуара перед рестораном Лолы. Большой наружный очаг наполнял воздух запахом соснового дыма. Затейливо подстриженные живые деревья были украшены маленькими фонариками, бросавшими волшебный свет сквозь по-зимнему обнаженные ветки. Звучавшая в зале музыка была здесь хорошо слышна, и на тротуаре танцевали несколько пар в маскарадных костюмах. Все выглядело чудесно и романтично, и Венера очень остро ощущала близость мужчины, который продолжал держать ее за руку. Но по правде говоря, она не очень-то и стремилась освободиться, хотя это было скорее (очень твердо объяснила она себе) из-за удивления, что к ней прикоснулись без позволения, чем оттого, что она чувствовала влечение к Гриффину.
Конечно, ей нужно было выдернуть руку из его пальцев. Из его теплой мускулистой ладони.
— Вот сюда, — сказал Гриффин.
Не дав Венере ни единого шанса ускользнуть, он подвел ее к свободному столику, выдвинул для богини стул и лишь тогда отпустил ее руку, чтобы она могла сесть.
— Итак, объясни мне. Почему ты хотела, чтобы вместо тебя пошла танцевать Пия? — спросил он, сев напротив Венеры.
— Ты узнал Пию?
Венере и самой было противно, что она вдруг ощутила укол ревности. Глупо. Очень глупо. В конце концов, она ведь намеревалась этим вечером свести Пию как раз вот с этим мужчиной...
— Конечно узнал. Как только я увидел тебя, я понял, что она должна быть рядом. Вы вдвоем были у Лолы на днях, а позавчера вместе делали покупки.
— Да, ты очень наблюдателен...
И Венера заставила себя добавить явную ложь:
— И ты весьма заинтересовался моей хорошей подругой Пией.
Но он и не думал смотреть на Пию там, на танцевальной площадке. Все его внимание было откровенно, хищно сосредоточено только на ней самой...
— Значит, нам надо вернуться внутрь, чтобы вы с Пией могли...
Она умолкла, потому что его ладонь накрыла ее руку.
— Меня совершенно не интересует твоя маленькая подружка.
— Нет? — У Венеры пересохло во рту.
— Нет. — Большой палец Гриффина мягко очертил круг на нежной коже руки Венеры. — И я рад, что ты так ловко управилась с этим Зорро. Иначе пришлось бы ломиться к тебе сквозь всю танцующую толпу, а мне бы очень этого не хотелось. Могли возникнуть неприятности.
Кожу Венеры слегка покалывало там, где касался Гриффин. Она осторожно высвободила руку.
— Я сегодня не хочу танцевать, — резко произнесла она.
— Почему же?
Его ничуть не задело, что богиня отстранилась от него. Он просто снова неторопливо, уверенно улыбнулся.
Венера открыла рот, чтобы дерзко ответить Гриффину, но вдруг поняла, что не может произнести ни слова... ее словно заворожил взгляд мужчины. А потом ее как будто что-то ударило прямо в живот. «Он ведь и в самом деле представления не имеет, что я — богиня любви. Он соблазняет меня, как соблазнял бы любую смертную женщину». Эта мысль так ошеломила Венеру, что она нечаянно сболтнула правду.
— Очень важно, чтобы моя подруга сегодня насладилась вниманием. А когда я танцую, я обычно сразу привлекаю к себе все взгляды, в особенности мужские, так что я подумала, что лучше мне вообще не выходить на танцевальную площадку.
Даже сквозь маску Гриффина богиня любви увидела, что пожарный весьма удивлен.
— Но это необычная щедрость с твоей стороны.
— Ты полагаешь, что обычно я не бываю так щедра?
И снова Гриффин слегка помедлил, прежде чем ответить ей.
— Опыт научил меня, что женщины, обладающие прекрасной внешностью, могут быть весьма черствы по отношению к чужим чувствам.
— Циничная точка зрения.
Гриффин пожал плечами.
— Думаю, просто реалистичная.
— Твои сестры очень красивы?
Губы Гриффина слегка дрогнули.
— Да.
— И черствы?
Он вскинул руки, как бы признавая поражение, и рассмеялся, и от чувственного этого смеха у Венеры по спине побежали мурашки.
— Так я никогда бы не сказал. Я лучше скажу, что мои прекрасные сестры такие же, как все женщины, — очень сложные и разные.
Венера улыбнулась.
— Блестящий ответ. Но тебе надо бы знать, что я — богиня любви. — Она показала на беджик со своим именем, радуясь, что может свободно говорить правду и при этом остаться неузнанной. — Так что я могу утверждать с полной уверенностью, что любовь может казаться бездушной, но только тем, кого она не затронула.
