Мой сводный с Цварга - Селина Катрин
«Не умри там без меня, пожалуйста», — взмолилась мысленно, представив любимое лицо сводного брата.
Эпилог
Айлин
Три недели показались бесконечностью. Из Планетарной Лаборатории каждый день поступали звонки с отчётами о состоянии Яранеля, и все они были удручающими: ему становилось всё хуже. Теоретически я должна была находить утешение в том, что его привязка ко мне подтверждалась, а это значило, что даже общество, столь строгое к любым нарушениям неписаных правил, могло бы простить наш союз благодаря физиологической неизбежности. Но вместо облегчения тревога росла с каждым днём. Вместо радости от признания привязки я ощущала лишь страх: успеют ли они спасти Яра?
Лана переговорила со слугами. Кто-то не вернулся работать в поместье Рошфор наотрез, но большинство, услышав мои личные заверения и последние новости — а СБЦ не стала молчать и сообщила, что все подозрения с Яранеля сняты, а в розыск подан Ханс, — всё же мало-помалу начали возвращаться. Правда, молоденькие лакеи-цварги нет-нет и смотрели на меня, осуждающе поджав губы, но мне было всё равно. Так сложилась судьба. Да, Рошфоры меня удочерили, да, формально Яранель мой сводный брат… но я его люблю. А он жить не может без меня, и тут уже дело не в «красиво» или «некрасиво», а в физиологической зависимости. И ни он, ни я не сделали ничего плохого.
Ханса нашли через несколько дней. В очень маленькой деревушке в предгорье со множественными переломами ног и сломанными рёбрами… В отличие от нас, ему не так повезло с лавиной, а может, он и в принципе катался на лыжах хуже, но мне было даже жаль архитектора, когда я читала сухой отчёт, переданный господином Хейвордом через помощника. Суд Хансу назначили, как и выдали запрет на приближение ко мне. Я ещё раз подтвердила, что желаю минимального наказания для мужчины, и попросила в дальнейшем обращаться к адвокатам Рошфоров. Ханс меня больше не интересовал.
Арно Рошфор отреагировал на открывшуюся правду о сыне очень неоднозначно. С одной стороны, я почувствовала от него колоссальное облегчение, которое сквозило буквально в каждом жесте, с другой стороны — он принял наши с Яром чувства не так легко, как Лана. Хмурился, молчаливо мерил шагами поместье, шумно вздыхал, а когда глубоко задумывался, часто бормотал что-то вроде: «Эх, как же я так просчитался? Мальчик мой, Яр, ну за что ты так поступил с отцом? Достойного же сына растил…»
Мама Лана пыталась успокоить мужа и объяснить, что всё не так плохо, а скорее, даже наоборот — прекрасно, но Арно упорно считал, что на привязку «можно повлиять» и Яранель всё это провернул «по своему желанию».
— Рано или поздно он примет это, Айлин. Дай ему время, — однажды вечером сказала Лана, и я кивнула. Рядом с приёмным отцом я всё ещё чувствовала себя чуточку виноватой.
Номер Планетарной Лаборатории я могла бы теперь повторить даже во сне.
— Вселенная, дамочка, как вас там… Айлин Рошфор, ну сколько можно названивать? Вы с утра уже звонили, в обед и снова… — не выдержал секретарь в какой-то момент. — Да, ему хуже, но не критично. О том, что вы вошли в его ближний круг, говорить можно, но наверняка не все бета-колебания на вас завязаны. Наблюдаем. Окончательное решение всё равно вынесет судья, а мы со своей стороны сделаем всё возможное, чтобы развод вам дали.
— Простите… развод? — опешила я.
— Ну да, развод. Вы разве не за этим упекли своего мужа в Планетарную Лабораторию? Чтобы было заключение, что Яранель Рошфор не зависим от вас физиологически. Повторюсь, мы пока наблюдаем.
В смешанных чувствах я попрощалась с секретарём Планетарной Лаборатории и бросилась искать информацию в инфосети. Оказалось, что та процедура, на которую пошёл Яранель, сама по себе как отдельная не существовала. Если цварг привязывался к кому-то, то заявлял открыто, и это являлось чем-то священным, что ли. Никто не проверял мощность привязки, не доводил цваргов до состояния полусмерти, это считалось чуть ли не извращением. Но всё же процедура появилась относительно недавно, собственно, когда стали набирать моду разводы. Я так углубилась в инфосеть, что не заметила, как пробежало несколько дней.
Ещё сто лет назад на Цварге не было понятия расторжения брака, но впервые оно появилось после скандального случая развода некоего эмиссара высшего звена Службы Безопасности Фабриса Робера и чистокровной цваргини Лейлы Виланты. Последняя, оказывается, на момент развода имела трёх детей от совершенно другого мужчины иной расы[1]! Оказывается, сам Фабрис покрывал настоящий брак своей первый жены с вождём племени на планете Ларк. После того случая АУЦ стал охотнее выдавать бумаги о расторжении брака при условии желания обоих супругов.
А спустя семь лет на планете произошел ещё один громкий развод, но уже по желанию исключительно цваргини. Некоторые мужчины, понимая, что на Цварге не смогут найти себе ещё одной жены, и не желая отпускать текущую, утверждали, что имеют привязку к супруге и жить без неё не могут. В прямом и переносном смысле этих слов. Первым усомнившимся в искренности слов супруга — Мориса Мэрриша — стал учёный-генетик Себастьян Касс — ныне муж Орианн Мэрриш[2]. Он умудрился доказать тот факт, что Морис грязно использовал привилегии цваргов с привязкой, при этом не имея оной.
Как бы то ни было, Яранель сейчас лежал в палате Планетарной Лаборатории, и день ото дня ему становилось всё хуже. Наша общая фамилия и здесь сыграла злую шутку. На вторую неделю добровольного заключения в клинике секретарь и вовсе стал общаться со мной сухо и жёстко, по-мужски сочувствуя Яру с его «стервой-женой». И смех, и грех, как говорится…
«Когда мы поженимся, это станет ещё одним скандалом», — думала я, но затем вспоминала объятия Яранеля, и всё отходило на второй план. Какая разница, что скажут другие? Главное, что мы будем вместе.
***
Коридор казался бесконечным. Полированная плитка под ногами отражала приглушённый свет ламп, а тишина звенела в ушах громче, чем любые слова. Я топталась на месте, нервно сцепив руки перед собой, то и дело поглядывая на тусклый красный свет над дверью палаты. Рядом мама Лана теребила в руках клатч. Она, как всегда, выглядела безупречно, но побледневший цвет лица выдавал тревогу. Арно Рошфор молчал, мрачно глядя на дверь.
Сегодня утром нам позвонили из Планетарной Лаборатории и сказали коротко «приезжайте», отказываясь давать какую-либо информацию по состоянию Яранеля.
Каждая минута длилась словно пытка. С
