Змеи Неба и Пламени - Ребекка Кенни
Воратрица обвивает крылья Киреагана своими языками. Я чувствую, что вот-вот произойдёт, как она будет сжимать эти прекрасные крылья, как сломаются и согнутся кости. Киреаган тяжело дышит, страдание пронизывает каждый его сдавленный вдох.
— Нет! — кричу я, поднимая самый крупный камень, который могу поднять, и начинаю стучать им по тупому черепу самой большой твари. — Нет, к чёрту! Ты не заберёшь его! Если кто-то должен убить этого ублюдка, это буду я!
Кожа чудовища толстая и ребристая, видимо, огнеупорная и прочная, как старый кожаный доспех. Ничего из того, что я делаю, не даёт результата. Я недостаточно сильна, чтобы причинить ей вред.
Языки, обвивающие крылья Киреагана, сжимаются. Он издаёт вопль боли, но его голос меняется посреди рыка…
И так же меняется его тело.
Вспышка ослепительного фиолетового света взрывается от него, а затем он сжимается так резко, что кажется, он был здесь секунду назад, а в следующую — исчез. Языки бессильно падают на землю, как только исчезают гигантские крылья, которые они держали. Они начинают слепо ощупывать пространство, будто ищут дракона, который только что был у них в руках. Хотя я не вижу глаз или ноздрей, должно быть, у них есть какое-то восприятие тепла и движения, или, может быть, они ощущают воздух, как змеи… Но взрыв магии, похоже, ослабил их способность чувствовать добычу.
В центре этих извивающихся щупалец стоит высокий мужчина с длинными чёрными волосами, грациозными рогами и светло-коричневой кожей.
Я сразу узнаю Киреагана и не сомневаюсь в этом. Выживание — на первом месте. Всё остальное можно выяснить позже.
Он выглядит ошарашенным, поэтому я спешу к нему, перепрыгиваю через запутавшиеся щупальца и поднимаю его руку на свои плечи.
— Ты должен бежать, — говорю я. — Забудь обо всём остальном. Беги!
Его длинные ноги не слушаются, но с моей помощью он идёт по склону, прихрамывая. Мы достигаем края леса, как раз в тот момент, когда два языка скользят по задней части моих ног. Я кричу и толкаю Киреагана вперёд, заставляя двигаться быстрее, пока мы не оказываемся все зоны их досягаемости. Когда я оборачиваюсь, языки тычутся в деревья и изгибаются в подлеске. Я надеюсь, что их поисковые чувства навсегда повреждены.
— Давай, — говорю я, схватив Киреагана за руку и торопливо ведя его через лес.
— Что только что случилось? — слова звучат искажённо, будто ему тяжело формулировать их своим непривычным языком и губами.
— Не говори пока. Продолжай двигаться.
Мы не останавливаемся, пока не достигаем пляжа. Его ноги подкашиваются, и он падает на песок. Я снимаю свои разорванные сандалии и продолжаю идти, отчаянно, решительно, пока не добираюсь до воды, где смываю драконье дерьмо с рук и ног и тру свою кожу влажным песком, пока не чувствую себя снова чистой. Соль щиплет царапины, особенно порезы на ноге, но я приветствую боль. Я хочу, чтобы эта часть тела была тщательно очищена от прикосновений воратрицы.
Я не могу пока думать о Киреагане.
Я не могу справиться со всем этим.
Он превратился.
Чёрт, он стал человеком — или почти человеком.
Мог ли он всегда делать это? Сильно сомневаюсь, судя по его реакции. Это должно быть что-то новое.
Колдунья прибыла сегодня. Может быть, она пообещала выполнить заклинание, которое хотели драконы, а вместо этого сделала что-то другое. Что-то неожиданное.
Мои конечности наконец чисты, но я вся промокла с головы до ног, и холодный океанский ветер вызывает мурашки на коже. Всё же, я остаюсь на месте ещё минуту. Я смотрю на плоское серое море и следую взглядом до горизонта, где оно растворяется в туманной тени надвигающейся ночи.
Наконец, глубоко вздохнув, я поворачиваюсь и сталкиваюсь с принцем-драконом.
Он сидит там, где я его оставила, голый, на песке. Тёмная кровь пятнает его коричневую кожу в нескольких местах, а линия грязи тянется по его левому четко очерченному ребру. В тусклом свете уходящих сумерек он выглядит как красивый, раненый бог, выброшенный из моря. Его чёрные волосы покрывают плечи, пряди вздымаются на ветру.
Быстрыми, напряжёнными шагами я подхожу к нему. Моё сердце бешено стучит в груди, когда до меня доходит реальность произошедшего и того, что могло произойти. Он едва не погиб, и именно превращение спасло его.
— Ты — человек, — говорю я, запыхавшись.
— Похоже на то, — отвечает он, тщательно выговаривая каждое слово, его тон полон шока.
— Почему ты стал человеком?
— Колдунья, Телисе, — он несколько раз пытается произнести её имя, пока наконец не произносит его правильно. — Она обманула меня. Нет другого объяснения.
— Ты думаешь, она изменила только тебя, или всех драконов?
— Думаю, всех нас, — он быстро адаптируется к своему новому голосу, слова становятся яснее по мере того, как он продолжает. — Она предупредила, чтобы мы остались на земле с пленницами этой ночью. Сказала, что это для вашего блага, чтобы вам было безопаснее и удобнее во время превращения, но, очевидно, она не хотела, чтобы мы трансформировались в воздухе, падали с неба и разбивались на куски. Небольшая милость, наверное.
Я фыркаю.
— И почему ты поверил ей, что она проведёт это заклинание?
— Мы сказали ей, что если она не выполнит заклинание, она останется нашей пленницей навсегда. Я пообещал, что, если она сделает всё правильно, то заслужит свою свободу.
— А что, если бы она провела заклинание, как её отец, и убила бы всех мужчин-драконов?
— Проведение того заклинания убило Верховного Колдуна, и я предположил, что она не захочет умереть.
— Ну… по крайней мере ты пытался всё продумать.
Он смотрит на меня, с явным раздражением в глазах — в красивых тёмных глазах. Человеческие глаза, на красивом лице. Боже, как он красив. Зачем колдунье было делать его таким великолепным? Широкие плечи, мускулистая грудь с упругими сосками. Очерченный пресс, крупный член, сильные бёдра… Я резко перевожу взгляд на его лицо, чувствуя, как краска заливает щеки.
— Это постоянное превращение? — спрашиваю я.
— Не совсем, думаю. — Он кладёт длинные коричневые пальцы на грудь. — Я всё ещё ощущаю свою драконью форму и силы внутри себя, хотя не знаю, как их снова активировать.
— Понятно, и у тебя всё ещё есть… — Я жестом указываю на его рога. — Интересно, как долго продлится эта форма.
— Не знаю. — Мышца на его челюсти подёргивается.
— Тебе стоит встать и смыть песок, иначе потом тебе будет очень неудобно.
— Хорошо.
Должно быть, страх заставил его раньше бежать, потому что когда он пытается встать в этот раз, его ноги подкашиваются, и он сразу падает обратно.
Я не могу
