Месть за моего врага - Алексин Фарол Фоллмут
— Дима, — начал он, — мне нужно, чтобы ты выслушал меня. Мне нужно тело Марьи, и нужно немедленно…
— Я не хочу тебя слушать, Рома, — холодно прервал его Дмитрий, и в его голосе прорывалась ярость. — Я не хочу думать о тебе, я не хочу тебя видеть, я не хочу слышать твой грёбаный голос. Мне не нужны ни твои потребности, ни просьбы, ни секреты…
— Дима. Антоновы, ты же знаешь, что они… что они придут за мной, — Роман сглотнул. — В качестве платы. За Машу. — Услышав её имя, Дмитрий вздрогнул. — Дима, они убьют меня. Ты знаешь, что они убьют меня, но я могу это остановить. Я могу это исправить, и папа никогда не узнает, если ты просто скажешь мне, где тело Маши…
— Зачем, чтобы ты мог продать его на запчасти? — сорвался Дмитрий. — Чтобы ты продал то, что сделало её такой, какая она была, так же, как ты продал то, что сделало тебя таким, какой ты есть? Ты убил её и хочешь осквернить, брат? Серьезно?
— Я… — Роман стиснул зубы, борясь с нахлынувшим раздражением. — Она уже мертва, Дима. Ненавидь меня, если хочешь, но с трупом не может случиться ничего ужасного.
— Нет. — В голосе Дмитрия отчетливо слышалась решимость. — Ты не получишь ее, Рома. Ты не заберешь ее у меня дважды.
— Значит, ты позволишь мне умереть? — «Или потерять тебя», подумал Роман, но не сказал этого вслух. В его голосе звучал тот же страх, та же тоска, и он задумался, слышит ли это Дима. — Дима, пожалуйста…
Он не заметил, как Дмитрий приблизился, пока брат не прижал его к стене, свирепо глядя на него сверху вниз.
— Не смей умолять меня, Рома, — мрачно сказал Дмитрий. — Не умоляй меня сейчас, не тогда, когда я умолял тебя помочь мне спасти её жизнь, а ты отказался. Ты убил её. Ты пронзил её, и теперь думаешь, что заслуживаешь большего, чем то, что получила она?
— Ты действительно любишь её больше, чем меня? — сквозь зубы прошипел Роман. — Больше, чем эту семью, Дима? Ты это хочешь сказать? Ты отвернёшься от меня, оставишь умирать — из-за неё?
На мгновение у Дмитрия отвисла челюсть.
— Неужели ты не понимаешь? — прошептал он, не глядя на Романа. — Ты отнял её у меня, и я всё равно никогда бы тебя не бросил. Ты отнял её у меня, и из-за этого я никогда не буду цельным. Но разве я позволю тебе умереть, брат? — Он поднял глаза, его лицо было раскрасневшимся и усталым. — Никогда. Я никогда не позволю им прикоснуться к тебе, как бы сильно я ни хотел избавиться от тебя. Ты мой брат. — Он беспомощно вскинул руки. — Ты мой брат, и это самое худшее.
— Дима, — прошептал Роман, думая, что увидел белый флаг, и отчаянно пытаясь дотянуться до него. — Дима, пожалуйста…
— Что бы ни случилось с нашей семьёй, это на твоей совести, Рома, — предупредил Дмитрий, задержавшись на пороге и бросив последний взгляд через плечо. — Что бы из этого ни вышло, это будет либо твоей заслугой, либо твоей погибелью. Что бы ни случилось, ты будешь жить с последствиями, но это не будет на моей совести.
Роман замер, тяжело сглотнув.
— Я не брошу тебя, Ромик, но это все, — сказал Дмитрий. — Я уберегу тебя от смерти, но не дам жить. В этом есть разница.
(Если одно, приводит к другому, то что тогда? Если это и есть истина сердца моего брата, то кто тогда я?)
В конце концов, когда Дмитрий ушёл, Роман понял, что больше не верит в судьбу.
III. 2
(Обещания)
САША: Лева
ЛЕВ: я здесь
САША: моя сестра мертва
Он набрал: «Ты в порядке?» — и тут же стёр.
Конечно, она не в порядке.
«Тебе что-нибудь нужн…» — по-дурацки.
«Я знаю» — словно виноват.
«Саша, клянусь чертовым богом, никто никогда не причинит тебе вреда. Я никому не позволю причинить тебе боль. Не позволю им даже прикоснуться к тебе, я сам сожгу мир дотла, прежде чем кто-то посмеет поднять на тебя руку».
Он выдохнул, стирая все слова, покачал головой и, наконец, отправил:
ЛЕВ: я иду
Затем он сунул телефон в карман и, дрожа, шагнул в темноту ночи.
III. 3
(Смотри, как я горю)
Она ждала его снаружи, с распущенными волосами и сухими глазами.
«Тебе нужно продолжать в том же духе, что мы и планировали,» — спокойно сказала Яга Саше, будто ничего не произошло. Федоровы пытались уничтожить их, объяснила Яга, и потому выбора не было. Всё шло своим чередом, и Саша где-то внутри уже смирилась с этим, решив, что так даже лучше. Не хватало еще плакать по Марье, которая презирала слёзы? Нет, Саша знала, что если бы Марья была рядом, она бы просто провела пальцем по её щеке и прошептала: «Саша, моя Сашенька, мы, ведьмы Антоновы, мы не оплакиваем потери».
Саша вскинула подбородок, заглушая боль, которая вскоре превратится в ярость. А пока ей хотелось спокойствия. Хотелось тепла, преданности, прикосновений. Ей нужен был Лев Федоров, и когда она увидела его лицо с розоватыми от холода щеками, она почувствовала, как нечто чудовищное в ее груди ослабляет хватку, отпуская ее сердце хотя бы на мгновение. Ветер бросил тёмные пряди ему в глаза, и он смахнул их, не отрывая от неё взгляда.
— Саша, — прошептал он, её имя сорвалось с его губ почти жалобно. Она шагнула к нему и поцеловала, крепко сжимая руками воротник его пальто. Мог ли враг быть настолько сладким на вкус? Несомненно, да, и, возможно, злая шутка судьбы заключалась в том, что она знала это с самого начала. И, может быть, всё веселье заключалось в иллюзии, что она сможет заполучить его. Теперь от этой мысли у нее жгло в горле, разъедая его кислотным безрадостным смехом. Марья, конечно, не одобрила бы, но где она сейчас? Мысль об этом пронзила Сашу, и она сжала его сильнее, ледяные пальцы обвили его подбородок, пока он, затаив дыхание, не отстранился.
— Саша, — выдохнул он, осторожно поглаживая её лицо. — Ты уверена, что сейчас подходящее время?…
— Лев, — тихо ответила она, не отпуская его. — Ты сможешь пообещать мне, что будет другой раз?
Оба знали, что не сможет. В чем бы ни заключалась шутка, они оба играли в ней свои роли. Они оба
