Сделка с джинном (СИ) - Платунова Анна Сергеевна
Хафиз отрывал виноградинки и вяло отправлял их в рот, Яр катал из хлебного мякиша шарики и подбрасывал их на ладони, превращая в светлячков, которые взмывали под потолок и рассаживались там, образуя мерцающие узоры. Мы молчали давно, и светлячков сделалось так много, что узоры стали напоминать созвездия на ночном небе.
Ночном небе чужой южной страны – пусть во время испытания под Аркой Возможностей я увидела яркие звезды лишь мельком, и все же я узнала их. Яр скучал по родным местам. Для него они еще живы в памяти, но войлок, когда-то покрывавший шатры, обратился в пыль, сквозь кости убитых людей проросла трава, золотые украшения переплавили – не осталось ничего, что он знал и любил.
Хафиз, Латифа и джинн, имени которого я пока не знала, раб алмазного венца, – вот и весь его народ. Теперь я понимала, почему Яр первый предложил сделку, едва услышав об узнице перстня. Он хотел защитить тех, кто ему дорог. Вырвать из рабства единственным способом – подарить забвение.
Я никогда не задумывалась о судьбе пленницы герцога. Артефакты до встречи с Яром я воспринимала как опасные игрушки – лучше любоваться издалека и не трогать. Отчасти я восхищалась смелостью герцога, который не боялся своего джинна и призывал его каждый день. Гадала, какой же способ он нашел, чтобы спастись от коварства магического помощника и держать в узде, и гордилась, что хотя бы один из нас, людей, сумел обуздать мстительное и злобное существо.
Но когда вчера я увидела глаза Латифы…
Я поскорее сделала глоток взвара, будто травяная горечь могла облегчить мои терзания. Если бы Адриан в тот роковой вечер после убийства моих родителей и брата заполучил меня, сделал своей женой, я бы смотрела на мир такими же отчаянными глазами.
Я приподняла рукав и в который раз за утро принялась разглядывать браслет. Рука под ним опухла и побаливала, но кость цела, а ссадины запеклись корочкой – скоро заживут. И меня интересовали вовсе не раны, а узор, покрывающий поверхность артефакта. Это не просто орнамент: теперь я различала в нем руны древнего языка – такие же были выдавлены на пластинах монисто.
– Как он узнал ее имя? – спросила я.
Молчание, и до того висевшее в воздухе, сделалось гробовым. И все же, мне показалось, Хафиз и Яр ждали этого вопроса: они обменялись быстрыми взглядами. Ответил пожилой джинн:
– Ты правильно догадалась: имя написано на артефакте. Истинное и полное имя дает хозяину неограниченную власть над узником.
Лицо Яра потемнело как грозовое облако, он стиснул губы в бессильном гневе. На него страшно было смотреть, поэтому я глядела на Хафиза.
– К счастью, в мире не осталось никого, кто мог бы прочитать имена на нашем языке. Или… почти никого. Видимо, герцог Алдон каким-то образом добыл утраченные знания.
– Он и ваши имена сумеет прочитать, если доберется до кувшина и браслета?
Редьярд скрипнул зубами – что же, вполне исчерпывающий ответ. Тема неприятна обоим джиннам, однако мне нужно разобраться, чтобы не тыкаться, как слепой котенок.
– Обещаю, что никогда не стану спрашивать ваших настоящих имен, – твердо сказала я. – Но расскажите все, что считаете возможным. Почему Яр умеет выворачивать мои желания, как ему угодно, а Латифа не может обманывать герцога?
– Потому что твоя власть надо мной не полная, – ответил Яр вместо Хафиза: он сумел совладать с чувствами и выглядел почти спокойным. – Смотри…
Он провел ладонью вниз от шеи к груди, и тонкие белые шрамы, которые я заметила еще в первую нашу встречу, сделались багровыми, едва зажившими. Яра полосовали ножом? Никто бы не оправился от таких страшных ран…
– Тебя хотели убить? – прошептала я.
– Нет, хуже – сделать рабом. Каждая рана на моей груди – это заклятие, стреножившее меня.
В зрачках Яра вспыхнуло пламя – свидетельство его ненависти, и джинн на мгновение прикрыл веки, утихомиривая его.
– Ни у кого из ваших магов не хватило бы силы совладать со мной, но они нашли способ заставить меня самого наложить на себя заклятия… – с горечью сказал он.
Он предостерегающе поднял ладонь, предупреждая вопрос, готовый сорваться с моих губ: «Какой способ? Чем они могли тебя принудить?»
– Когда мы поняли, что силы неравны и надежды на победу над иноземными захватчиками почти не осталось, мы, защитники своих племен, договорились, что и в посмертии продолжим мстить врагам. Однако и наши недоброжелатели идиотами не были – они сделали все, чтобы полностью лишить нас власти. И потому каждый артефакт запечатан еще и магией нашего настоящего имени. От моей силы, которую прежде я ощущал полноводной рекой, остался ручеек. Захватчики хотели сделать из нас идеальных слуг, годных лишь на то, чтобы пресмыкаться перед хозяевами.
– Почему просто не убить? – выдохнула я, потрясенная коварством моих далеких предков.
– И потерять таких славных рабов? – мрачно усмехнулся Яр. – К тому же смерть стала бы слишком легким выходом. Не знаю, кому из ваших магов пришла в голову мысль создать для нас вечную тюрьму, но эта извращенная идея оказалась очень удачной. Лишить свободы и заставить служить – разве не достойная расплата за сотни отнятых жизней?
Он снова коснулся шрамов, провел кончиками пальцев по центральному, самому длинному и широкому.
– Первый удар. Я захлебывался собственной кровью, но все-таки сумел произнести то, что от меня желали услышать: «Я по своей воле отказываюсь от смертного тела и становлюсь бессмертной сущностью». Моей крови и моей магии, которой когда-то подчинялись ураганы, хватило, чтобы воплотить желаемое. Я ощутил ее как бурный поток, подхвативший меня… Она схлынула через миг. Я терял силы. Я становился рабом.
Я схватила себя за горящие щеки. Слушать признания Яра было почти невыносимо.
– Второй удар. Я заклинал себя слушаться хозяина, в чьих руках оказался артефакт… и мечтал умереть, но не мог, потому что уже сделался бессмертным… В то время, как я накладывал на себя заклятия, почтенный мастер Аббас, чьим искусством изготовления украшений восхищались даже недруги, наносил на браслет руны. Он рыдал и старался не смотреть мне в глаза. Однако у него, как и у меня, не было выхода. Каждый удар ножом лишал меня вместе с кровью части силы и все надежнее привязывал к артефакту. Но в заклинания я незаметно вплетал толику собственной воли, оставляя за собой право толковать желания хозяина так, как мне это будет удобно. Ваши маги ничего не поняли.
На лице Яра появилась улыбка настолько жуткая, что я невольно отпрянула.
– В основном они морщились, бледнели и старались не лишиться чувств. Эти мальчишки, которым поручено было удерживать меня на месте, не привыкли к виду крови. Боевая магия убивает быстро и на расстоянии – чистая работа. А тут пришлось замарать руки. Тот, кто орудовал кинжалом, на первый взгляд казался покрепче прочих, но и он сдулся после третьего удара. Занес лезвие и замер. Руки трясутся. Слабак. Я бы довел дело до конца. Я так и хотел сказать: «Бей, стервятник!» Хотел, но наружу из распоротого горла вышел только досадный хрип. А я так надеялся выглядеть несломленным в глазах своих…
Яр прижал костяшки пальцев ко рту – и не договорил.
– Оставался последний штрих. Мастер Аббас готовился нанести на браслет символ бабочки, который навсегда запер бы мою душу в проклятом артефакте. Маг приставил острие кинжала к ребрам над сердцем и спросил, готов ли я. Готов ли? О, еще как. Я мог бы многое поведать ублюдку, рассказать, что достану его и из браслета, стоит лишь ненадолго выпустить меня наружу. Что буду мстить, покуда стоит свет… Но смог лишь кивнуть.
Яр замолчал. И так понятно, чем закончился рассказ. Я порывисто вдохнула – получился то ли вдох, то ли всхлип. Я не плакала, но сердце разрывалось от боли. Оказывается, я давно сидела, вцепившись в браслет, так что руны оставили отпечатки на моей ладони. Я отняла ее и осторожно погладила бабочку по оплавившимся крыльям.
*** 39 ***
– Хафиз?..
Пожилой джинн понял, о чем я хотела спросить. С печальным смешком он сдвинул воротник, предъявив такие же, как у Яра, побелевшие шрамы.
