Единственное желание. Книга 2 - Надежда Черпинская
«Вообще-то мужики, особенно ведущие кочевой образ жизни, обычно потом воняют, а не пахнут!» – возразил из последних сил угасающий разум.
«Очень может быть, – легко согласилась Настя. – Имеют право. Да только более приятного запаха я не знаю, и никакие цветы и благовония с ним не сравнятся!»
«Ну, а как же…» – начала было совесть.
«К чёрту всё!» – оборвала её Рыжая, взрывая последние стены, ломая преграды, выпуская на свободу птицу желания – желания быть любимой и нужной, пусть даже на одну ночь.
И словно читая её мысли, Эливерт исполнил немую просьбу и стянул с неё рубашку. И прежде чем Настя успела чуткой лозой обвиться вокруг, наслаждаясь близостью льнущих друг к другу тел, он всё-таки сделал это – сказал романтичную заурядную банальность.
Но теперь это уже не имело значения. Даже если бы он сказал тысячу избитых сентиментальных глупостей, она уже не посмела бы оттолкнуть его и разрушить связавшую их магию.
Да и в устах Ворона эта слышанная много раз фраза вдруг прозвучала совсем иначе:
– Какая же ты красивая!
Такое искреннее восхищение и изумление! Будто он до сих пор не верил в то, что всё наяву, что она действительно сейчас в его объятиях.
Настя и сама верила с трудом. Ведь она так долго бежала прочь от своих эмоций и желаний.
А сейчас накатило так, словно накрыло волной цунами! И собственная безумная тяга к мужчине, от которого следовало держаться подальше, реально пугала.
Что ж… говорят, страхи можно преодолеть, только пройдя через них. И она, делая шаг навстречу, обхватила его бёдрами, обвила ногами. Эливерт легко подхватил её тело, закружил в страстном танго и опрокинул на широкий деревянный стол.
Она была готова, она ждала его. Она сгорала от нетерпения.
Но он не спешил, наслаждаясь каждым поцелуем и прикосновением…
А потом ещё долго со старой мельницы доносились несдержанные стоны и томные вздохи, приглушенные шумом дождя.
После Эливерт на руках унёс Анастасию на «королевское ложе»…
Дождь закончился, и лес затих, прислушиваясь. А стоны и вздохи всё не смолкали.
И только когда догорели последние угли в очаге, они уснули, прижавшись друг к другу.
***
А едва начало светать, Настя проснулась от настойчивых поцелуев, спускавшихся вниз по спине. Каждый из них пробуждал под кожей маленький вулкан. И спать в таких условиях дальше стало невозможно.
Она развернулась лицом и села рядом с Эливертом. Рыжие пряди в утреннем сумраке отливали тёмной медью, струились по молочно-белым плечам, едва прикрывая упругую юную грудь.
Улыбнулась сладко.
– Какой ты ненасытный! – наклонилась, щекоча кончиками волос его лицо. И добавила гордо: – Мой атаман!
– Твой, – Эливерт отвёл рукой ей волосы за ушко. – Я-то твой… А ты, моя ли? Вот сейчас ты рядом… Я смотрю на тебя, прикасаюсь… И знаю – вот ты, здесь, тёплая, родная, настоящая! И всё равно сам себе не верю. Кажется, взойдёт солнце – и ты исчезнешь, как утренний сон, растаешь навсегда.
Настя перестала улыбаться, посмотрела серьёзно и задумчиво в его серые глаза, но так и не ответила ничего на это.
Ещё секунда, и исчезнет волшебство этой ночи, возвращая их в беспощадную реальность…
Нет! Он успел спасти чары своей улыбкой.
– Но ведь пока ты ещё моя. Моя ведь? А ну-ка, давай проверим!
Потянул к себе, защекотал, вынуждая извиваться змеёй и смеяться до слёз. А потом любил её снова, и снова, и снова. Пока не встало солнце.
И лишь когда его золотые лучи наполнили комнату сиянием дня, Эливерт сделал то, что обычно мужчины делают намного раньше – уснул. Правда, не отвернувшись к стенке, а обняв Настю двумя руками, словно опасаясь, что она исчезнет, пока он бродит в царстве Морфея.
***
А вот Рыжей не спалось…
К исходу утра они добрались уже до кипы сена в углу. Здесь и оставались сейчас. Прежде Романовой не доводилось заниматься любовью на сеновале. Не сказать, что так уж комфортно. Но, пожалуй, в этом было что-то романтичное…
Если уж говорить честно, какой там сеновал! У Насти и в обычной постели опыт был невелик.
Эливерт стал вторым мужчиной в её жизни.
Был ещё первый. Там, в прошлом, куда, наверное, уже не будет возврата.
Она никогда не вспоминала о нём. Раз и навсегда запрятала всё, что было, в раздел памяти с вывеской «Табу».
А теперь не сдержалась. Против воли припоминала, сравнивала, думала…
Она всегда отличалась от своих сверстниц. В эпоху, когда моногамия воспринималась молодёжью как некий доисторический рудимент, она упрямо продолжала ждать своего единственного. Того самого рыцаря без страха и упрёка, с принципами твёрдыми и нерушимыми, как алмаз, с сердцем великодушным и любящим, как у героев её любимых книг.
И вот она встретила его, своего прекрасного принца на белом коне.
Олеся познакомила. Он был приятелем её очередного кавалера. И расхваливала подруга этого Толика так, что впору было спросить: что ж ты такое добро себе не заберёшь?
Настя не спрашивала, она Лесе верила, как себе самой.
А в принца влюбилась ещё заочно. Увидев же, лишь утвердилась в собственной уверенности. Да, это он!
И долетавшим до неё иногда сплетням не придавала значения – мало ли, что от зависти люди наговорят…
Кто же виноват, что она ошиблась? Что бриллиант на проверку оказался дешёвой стекляшкой, фальшивкой?
Он не стоил совсем ничего, и уж точно не был достоин подаренной ему невинности.
Нет, лучше не вспоминать! Не сейчас!
Она запретила себе это и правильно сделала.
В сердце Насти не осталось ненависти, нет. Только пустота.
Когда она узнала о его предательстве, о том, чем он являлся на самом деле, она просто вычеркнула его из своих чувств, заменив боль пустотой и равнодушием.
Он был ничтожеством, и она превратила его в ничто. Ноль, которого не существует и не существовало. А как можно ненавидеть то, чего нет, презирать пустоту?
Она победила тогда. Она научилась жить заново.
Наверное, все через это проходят – первая любовь, первые разочарования.
Но до сих пор мучительно и стыдно вспоминать, как льнула к нему доверчивым котёнком, как посвящала в самое сокровенное. Он убил котёнка в её душе, а сердце превратил в ледяной камушек.
А ещё она не могла себе простить, что часто целовала его
