Ее темные крылья (ЛП) - Солсбери Мелинда
Аид вдруг поднимает руку и убирает прядь волос мне за ухо. Я замолкаю от потрясения.
— Думаю, умение растить цветы в мире мертвых — особый навык, — его черные глаза встречаются с моими, его пальцы задерживаются за моим ухом.
Я отвожу взгляд и кашляю, хмуро глядя на растения, а он отодвигается.
— У них шипы, — говорю я.
— Это розы? — спрашивает он, протягивая длинные пальцы к шипу. Я очарованно смотрю, он давит на шип так, что плоть должна быть проколота, но кровь не появляется. Ихор, вспоминаю я. У богов нет крови. Золотой ихор течет по их венам. Если его плоть пронзить, потечет жидкое золото.
— Семена, что ты мне дал, не были розами. Что это?
Я с ужасом ощущаю на себе его взгляд, он рассматривает мой профиль.
— Не знаю. Гермес купил их.
— Ты пялишься, — выдавливаю я.
— Прости, — отвечает он, но не прекращает.
Раздражение искрится.
— Что? — я поворачиваюсь к нему, выдавливая слово. — Серьезно? — говорю я сквозь зубы. — Чего ты хочешь?
Он не отводит взгляда, пялится, и я гляжу в ответ, не собираюсь отступать первой. Мои глаза горят — я будто могу плакать огнем — но он готов смотреть вечность, глубокие черные ямы без дна. Если я упаду в них, буду падать вечно.
Он отворачивается первым, но я не ощущаю себя победившей.
— Теперь я понимаю, — говорит он. — Смотри.
И я смотрю.
Ростки выросли, пока мы смотрели друг на друга, листья теперь на уровне моих глаз. Шипы пропали, словно их не было, и теперь у каждого растения был длинный зеленый бутон.
Я встаю, и Аид тоже поднимается, повернувшись ко мне.
— Ты закрываешь себя. Или что-то подавляет тебя. Когда ты теряешь контроль над эмоциями, замок пропадает, и твоя сила освобождается.
— Погоди. Ты глазел, чтобы разозлить меня? Для этого?
Он игнорирует вопрос.
— Если ты научишься убирать замок и управлять силой, ты сможешь выращивать по своей воле. Всюду.
Всюду…
Я вдруг вижу, как я выношу цветы в Подземный мир и показываю всем, что я сделала. Я хочу открыть дверь и пригласить их внутрь. Я хочу дать всем теням цветок, заправить в их волосы, за уши, дать им краски и эту жизнь. Никогда, говорил Аид. Этого никогда не было раньше, ничто еще тут не росло, но для меня выросло. Я принесла жизнь на землю мертвых. Я могла изменить все это место, и никто не мог меня остановить.
Я отхожу от него к двери, упираюсь в нее руками, гадая, осмелюсь ли я. Она уже не прохладная, но той же не меняющейся температуры, что и все тут. Небо сверху все такое же серое.
— Почему это так? — бормочу я.
— Что так? — говорит он, появляясь рядом со мной.
Я вздрагиваю.
— Это место. Отсутствие всего. Нет солнца на небе, но свет все время. Облаков нет, нет ночи. Нет ветра. Нет деревьев, растений, кроме этого, — я киваю на цветы за нами. — Ни домов, ни убежищ. Тут бывает дождь? Снег? Ураган? Почему? Почему ничего нет?
— Зачем теням погода? Или дома? Или деревья? — спрашивает Аид.
— Потому что… это часть жизни. Я знаю, что тут нет живых, — рявкаю я раньше, чем это говорит он. — Не в том смысл. Смысл в том, что тут ничего нет. Вечность из ничего. Ты мог бы так существовать?
— Да.
Жалость жалит.
— Так твой замок пустой, как все остальное? — спрашиваю я.
— Хочешь увидеть? — отвечает он, удивляя меня.
Да.
— Нет. Я не к этому веду. Я говорю о людях, проводящих вечность в подобии парковки для машин, — говорю я. — Это ужасно, не видишь? Пытка, — я замолкаю, думая о Фуриях, которые сейчас там, осуществляют наказания. — Я знаю, что ты не можешь растить, но зачем ты сделал место таким?
— Я не делал.
— Тогда кто?
— Старые. Я не строил это место, а унаследовал. Три соломинки, три царства.
Я знаю это. Зевс получил Землю, Посейдон — моря, а Аид — Подземный мир.
— Почему ты не меняешь это место?
Он смотрит на меня, как на глупую.
— Тут ничего не меняется, — говорит он. — До этого, — он смотрит на цветы. Я все еще не знаю, какие они. — До тебя.
Он тянется к моей руке.
— Что ты делаешь? — я убираю руку.
— Изменения, — он протягивает руку. — Доверься мне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Поражает осознание, что он — единственный тут, кому я доверяю. Я беру его за руку.
Он поднимает их на уровень наших глаз, прижимает наши ладони, будто мы — дети, проверяющие, чья ладонь шире. Он побеждает, его пальцы длиннее. Он переплетает пальцы с моими, сжимает мою ладонь. Я сгибаю пальцы в ответ. Его кожа прохладная, нежная, как было на Фесмофории, и я ощущаю во рту мед. Я смотрю, как он глядит на наши соединенные ладони, заинтересованный, словно он не влияет на происходящее, словно наши руки сами себя так ведут, а мы — лишь зрители.
Он шагает ближе, и между нами расстояние ладони. Теперь я смотрю, во рту пересохло, сердце трепещет за ребрами, как птица.
— У тебя другие руки, — говорит он.
— Что? — я смотрю на него.
— На Фесмофории. У тебя кожа была в мозолях. Твердой.
Я пытаюсь отодвинуться, но он не дает.
— Не все сидят днями в замке, отдавая приказы. Некоторые используют руки.
— Это не плохо. Просто говорю, что они теперь мягче, — говорит он, глядя мне в глаза, сдвинув брови. — Ты краснеешь, — говорит он.
— Побочный эффект того, что я жива, — отвечаю я. — И очень бледная.
— Я не говорил, что это плохо.
Я сглатываю, румянец сгущается. Я отвожу взгляд за его плечо.
А потом охаю. Один из цветов распускается на моих глазах, и я вижу, что это.
Нарциссы, но красные.
Я знаю, что он делает.
— Ты управляешь мной, — я вырываю руку из его. — Играешь с моими эмоциями, чтобы увидеть, что будет. Мы прошли печаль, гнев, раздражение. И ты подумал попробовать… это.
Он потрясен, но пожимает плечами.
— Прости. Я должен был проверить гипотезу.
— Поздравляю, — я качаю головой. — Ты не лучше других.
— Я просто хотел…
— Использовать меня. Как Фурии, — я перебиваю его.
— Нет. Это было…
Я говорю, не думая:
— Умолкни.
Я удивлена, когда он слушается, сжимая губы с силой.
Я отхожу к цветку, смотрю на него.
Их не существует. Красных нарциссов. Алых. Не в моем мире. Они растут только тут. Цветы Подземного мира. Интересно, что будет, если я попробую вырастить тут васильки. Или бархатцы. Или розы. Как они будут выглядеть в Подземном мире?
— Кори, — говорит Аид, тревожный тон заставляет меня повернуться. — Фурии вернулись. Мне нужно увести тебя домой, — он тянется к моей руке.
— Нет, — говорю я.
Он замирает.
— Ты не хочешь домой? — осторожно говорит он.
— Хочу, ясное дело, — я замираю.
— Но? — говорит он.
Я смотрю на цветы, сердце пропускает удар.
— Ты хочешь сделать больше, — говорит он, глаза блестят.
— Теперь я знаю, что семья в порядке, и ты не держишь меня в плену назло… — он приподнимает бровь, — то, может, я могу немного задержаться, посмотреть, что еще я могу сделать. Ты можешь добыть больше семян?
Он кивает.
— Тогда я должна остаться еще немного? Посмотреть, что будет дальше.
— Ты можешь оставаться, сколько хочешь, — быстро говорит он.
— У меня есть условия.
— Конечно.
Мы подавляем улыбки.
«Он — Аид, — напоминаю я тебе. — Не твой друг. Тут нет твоих друзей».
— Первое условие — как только я попрошу вернуть меня на Остров, ты это сделаешь. Что бы ни происходило тут.
Он вытаскивает из кармана монету, протягивает мне. Там вырезано его лицо.
— Произнеси мое имя, достав ее. Я приду к тебе.
Я смотрю на монету.
— Хорошо. Второе — ты не будешь играть со мной, манипулировать, заставляя все выращивать. Никаких игр разума. Дай мне разобраться. Если ты прав, и силу что-то блокирует, мне нужно пройти это без влияния. Иначе это бесполезно.
— Конечно. Что-то ещё? — его взгляд пристальный, брови чуть приподняты.
На кончике языка просьба увидеть Бри. Сказать… я все еще не знаю, что хочу ей сказать, и хочу ли. Хотя она убежала от меня, я понимала намек. Нужно разобраться перед тем, как уходить домой.