Затмение (СИ) - Субботина Айя

Эван прислал экзотику: цветы, которые невозможно найти у простой торговки или даже в лавке торговца диковинками. Все это выращено в королевских садах, а некоторые сорта выведены искусственно. Я много лет прожила на островах, но и там не видела орхидей такого насыщенного кроваво-красного цвета. Синие колокольчики, черные бархатные розы, ядовито-розовые лилии.

— Похоже, герцог без ума в тебя влюблен, — радуется Райль.

«Хочешь, запру ее в лабиринте?» — предлагает Шиира, показывая сплетенные комнаты, в которых Райль просто не сможет найти ко мне дорогу.

— Надеюсь, теперь ты не будешь против, если я подумаю о браке, — краснея, говорит сестра, и нехорошее предчувствие стискивает мне сердце. — Я подумала, что уже можно тебе сказать…

— Нет! — выпаливаю до того, как она успевает назвать имя своего избранника.

— Нет? — не верит своим ушам Райль. — Но почему?

— Потому что тебе только семнадцать!

Я пресекаю ее попытки навязать мне разговор обещанием посадить под замок, если Райль не вышвырнет эту чушь из головы, но она бежит за мной из зала в коридор и даже по лестнице.

— Дэш, пожалуйста! — Сестра рыдает в три ручья, как будто от этого замужества зависит ее жизнь. — Ты не имеешь права!

— Нет, имею, — холодно бросаю я. — Ты поедешь учиться в Олиссийский университет и это не обсуждается. О твоем замужестве поговорим после возвращения.

— Но это ведь… три года?

— Три года, которые ты проведешь с пользой для своего образования.

Райль слишком хорошо меня знает, чтобы продолжать стоять на своем. В итоге кончится тем, что я прикажу Шиире посадить ее под замок. Несколько раз она уже нарывалась на подобное и знает, что меня не смягчить ни слезами, ни мольбами. Слава Триединым, Райль хватает благоразумия и сейчас.

Все цветы уносят в оранжерею, где им самое место, а я убиваю день, занимаясь счетными книгами. Сосредоточиться на цифрах как никогда трудно, потому что после откровений Эвана вся эта возня выглядит полной бессмыслицей. Какой смысл пытаться ударить великого герцога в тыл, если он все равно стоит у меня за спиной, готовый отразить любой удар еще до того, как о нем подумаю я сама?

Чувствую, как пружина во мне затягивается все сильнее. Невидимый мастер заводит меня, словно непослушную игрушку. Я сопротивляюсь, но от этого только хуже.

Неизвестность обгладывает меня без остатка.

Поэтому даже не удивляюсь, с какой легкостью поддаюсь на импульс. Одеваюсь в дорожный костюм и никем не замеченная покидаю замок. Грим хватится меня примерно через полчаса, ведь даже верного стража можно обмануть, если знать его повадки.

Поверить не могу, что я это делаю, но все же.

Двери «Бархатной маски» гостеприимно распахиваются для меня девицы в полупрозрачных одеждах, которые даже не оставляют простора воображению. Им не нужно говорить, что я ищу хозяина — меня уже ведут в ту самую комнату, скрытую за расшитым пологом. Оттуда раздаются недвусмысленные стоны, и я мгновение мешкаю, цепляясь в плотную ткань. Девица напротив улыбается, как будто знает, что мне не хватит смелости. Но я приехала не для того, чтобы позорно сбежать.

— Хозяин не любит, когда его прерывают, — говорит она, видя мою решительность.

— А я не люблю, когда дают бестолковые советы.

Девица беззлобно фыркает и уходит, а я, собравшись с духом, вхожу внутрь.

Первое на что натыкается мой взгляд — клубок обнаженных женских тел, переплетенный так туго и развратно, что издали кажется, будто это один живой организм с множеством рук, ног и голов. Сглатываю отвращение, но и чувствую приступ странной радости, потому что среди них нет того, кого я ищу. Среди них вообще нет мужчины.

Озираюсь по сторонам и нахожу Блайта на подушках у противоположной стены. Он раздет до пояса, голова безвольно откинута на гору подушек, белоснежные волосы растрепаны так, что я вижу только один глаз. И именно им Блайт лениво следит за мной.

— Сладенькая герцогиня, — растягивая слова заплетающимся языком, говорит белобрысый головорез, не делая ничего, чтобы прекратить вакханалию голых девиц. — Какого дьявола ты портишь мой прекрасный вечер?

Он либо пьян, либо одурманен, либо и то, и другое сразу.

— Хочу знать правду, Блайт.

— Проваливай к Эвану, Дэш, и задавай ему все свои вопросы.

— Но я пришла к тебе и не уйду, пока ты не скажешь, что вам обоим от меня нужно.

Что-то в его поведении стремительно меняется. Стонущий клубок расплетается, и девицы беззвучно выскальзывают наружу, оставляя нас с Блайтом наедине. И теперь я знаю, что пути назад больше нет. Мне не выйти отсюда, пока Блайт того не пожелает.

— Разве не за этим ты пришла? — спрашивает он, горячо дыша мне в ухо. Пора бы привыкнуть к этим его загадочным перемещениям, но не получается. — Пришла, чтобы попробовать, от чего отказываешься, становясь женой скучного старика.

— Он не старик — и ты это знаешь, — огрызаюсь я.

Его шея прямо у меня перед носом, и кожа так туго натянута на выпуклые ключицы, что хочется укусить. И он снова читает мои мысли, потому что притягивает мою голову ближе, подталкивая не сдерживаться.

Но после такого я бы перестала уважать саму себя.

— Я пришла поговорить, Блайт, будет лучше, если ты оденешься.

Он издает разочарованный стон и что есть силы бьет кулаком в стену у меня над головой. Куски камня разлетаются острыми осколками, несколько оцарапывают его самого, и алые росчерки, словно штрихи от кровавого пера, вскипают на коже. Символ Шагарата вибрирует на цепочке, словно в нем заключена непокорная разрушительная сила.

— Задавай свои вопросы, сладенькая, — хрипит Блайт, пятясь от меня, низко наклонив голову, — а потом проваливай и никогда больше не возвращайся.

Как будто это так просто: задать правильные вопросы, когда понятия не имеешь, куда метить. Но Блайт не спешит, моя внезапная растерянность его явно забавляет. И вопреки моей просьбе, он и не думает одевать. Наоборот, поднимает с пола рубашку, вертит в руках, словно раздумывает, а потом зашвыривает еще дальше, за мятый завал из покрывал, на котором только что стонала влажная оргия.

— Откуда ты знаешь Эвана? — задаю первый вопрос. Кажется, где-то в конфликте между этими двумя непонятными мне личностями кроется ключ к разгадке их отчаянных попыток завладеть мною, словно трофеем.

— Из сотен прошлых жизней? — вопросом на вопрос отвечает Блайт.

Он издевается — и вряд ли попытка уговорить его быть хотя бы сегодня чуточку серьезнее увенчается успехом.

— Сладенькая, разве я не говорил, что непростой смертный? — Мое молчание Блайт расценивает как согласие и продолжает. — Можешь сколько угодно отпираться от факта, который не способна осмыслить, но я действительно бог. И действительно самый мерзкий и кровожадный бог из всех, которым не принято молиться вслух.

— Эван… тоже? — Сглатываю вязкую слюну, но она застревает в горле, мешая нормально вздохнуть. Блайт прав — я не могу осмыслить то, во что не могу поверить. И вряд ли смогу, даже если он вдруг снова удивит меня змеиными глазами и клыками.

— А вот это ты сама у него спроси, — перестает ухмыляться Блайт. Его взгляд все еще затуманен, а фигура кажется странно расслабленной, словно головорез окончательно утратил контроль над своим телом. — Заодно и мне расскажешь, что на этот раз придумал старый хер.

Морщусь от нарочитой грубости и все-таки присаживаюсь на подушки. Между нами, как и в прошлый мой визит сюда, кофейный столик на коротких ножках, только теперь нет ни сладких заморских фруктов, ни вина. И Блайт не подаст даже ломтик гостеприимства, потому что раздражение от моего присутствия слишком явно читается на его лице.

— Зачем ты хотел, чтобы я признала себя твоей?

— Ничего глупее не могла спросить? — Он запрокидывает голову и вальяжно смеется. — Затем же, зачем этого добивался великий герцог. Ты красивая богатая вдовушка, герцогиня, желанный приз для любого мужчины.

Это бесполезно. Что бы я ни спрашивала, Блайт все равно никогда не скажет правду. Будет и дальше скармливать мне сказочку о том, что вся история банальна и яйца выеденного не стоит. Возможно, эти мужчины — непримиримые враги, но секреты друг друга они хранить умеют.