Семь дней в постели демона - Алекса Никос
— ДА! — взрывается Люцифер и уже тише добавляет: — Да, мне понравилось. Но я жалею, что не смог сдержаться. Мне понравилось не твоё унижение, а те ощущения, что я получил от твоего рта на моём члене. Вот что мне понравилось. Я не знал, что ты так остро отреагируешь.
— Не знал? Или не хотел знать? А как я должна была отреагировать? Улыбнуться, вытерев твою сперму с моего лица, прыгать от счастья? Ты просто не думал обо мне, о моих чувствах, ведомый собственными потребностями и похотью. А о моих желаниях ты вообще спросил? — скатываюсь с его колен, от слёз я перешла к злости, которая, теперь бурлит во мне, разливаясь буйным потоком.
Хватаю всё, что попадается под руку. Бросаю предметы в мужчину, особо не различая, что оказалось в моих ладонях, надеюсь причинить ему боль. Отомстить за все те муки, через которые мне пришлось пройти с его лёгкой подачи. Хочу заставить демона страдать так же сильно, как страдает моё сердце сейчас.
. — Ты. Не. Имел. Права. Так. Поступать. Я — живой человек. Живой! Ты должен с этим считаться.
— Послушай… — демон хватает меня за запястье, пытаясь утихомирить.
— Нет, это ты меня послушай. — вырываю руку из его хватки. — Ты считаешь, что тебе всё дозволено, потому что ты высший? Или потому что принц? А может быть потому что тебя все хотят? Так вот: я тебя больше не хочу, запомни это, заруби на носу, высеки на коре головного мозга. С меня хватит таких отношений. Ты убил всё хорошее и светлое в моей душе. Я — дура, еще искала подтверждения тому, что ты другой. Видела же, чувствовала. Но сердце меня обмануло. Вот такое оно, глупое, как и его владелица.
Последние слова договариваю шепотом, потому что вообще не хотела их говорить, ведь это тоже самое, что признаться в своих чувствах к нему, в собственной слабости. Из моей руки выпадает очередной тяжелый предмет, колени подгибаются и я падаю на твёрдый холодный пол, снова тону в эмоциях: кричу, плачу, хохочу и снова плачу, выплёскивая наружу всю боль, что скопилась в моей душе. Чувствую, как мне постепенно становится легче, будто тяжелый камень, давивший на меня, исчезает.
— Есения, пожалуйста, — ощущаю сильные мужские руки, что снова обхватывают меня, укачивая. — Я… Прошу у тебя прощения за случившееся. Слышишь? Извини.
Всхлипываю, качаю головой, в его понимании всё так просто: поступил жестоко, извинился и, конечно же, его должны простить. Вот только я не готова вновь открыть ему душу, не хочу его прощать, и любить его тоже не хочу. Боже, если бы это зависело только от моего желания…
— Есь, ты первая женщина, перед которой я извиняюсь. Я не знаю, как это нужно делать. Хочешь, куплю тебе что-то? — удивляюсь, слыша растерянность в этом, обычно, властном голосе.
— Как ты меня назвал? — всхлипывая, переспрашиваю у него.
Может мне послышалось? После такого-то крика любой слухом может повредиться или головой. Вот и чудятся потом всякие глупости. Или он правда снизошёл до моего имени? Предательское сердце радостно замирает совершенно не слушая голову, которая требует держаться от демона подальше.
— Есения… Только вот давай без ехидства. Я осознал, что имя для тебя — важно. Я осознал, что поступил с тобой очень плохо. Готов искупить вину. — покаянно опускает голову Люцифер.
А я шарю воспалёнными от пролитых слёз глазами по его лицу и не понимаю, насколько он серьёзен. Не могу простить. Ему, конечно, пришлось переступить через себя, чтобы извиниться, но слишком свежа во мне рана, которую он нанёс мне, пусть даже и правда, не желая того. Ещё какое-то время сидим на полу в тишине. Продолжаю судорожно всхлипывать, но влага во мне, видимо, закончилась. Люцифер качает меня в своих руках, снова поглаживая по спине, прижимаясь щекой к моей макушке, словно мама, укачивающая ребёнка, которому приснился страшный сон. Дышу его запахом, уткнувшись носом в сгиб шеи, растворяюсь вновь в этом аромате, что пленил меня, кажется, с первой минуты. Не знаю, как мне поступить дальше, простить и забыть? Так мало времени осталось у нас двоих, так много между нами недосказанности, которая мешает. Не уверена, что хватит моих оставшихся сил хватит на прощение, но я попробую. И будь, что будет.
— Где мы? — только теперь, немного успокоившись, отстраняюсь и оглядываю помещение с низким потолком. — Это подвал? Пыточная?
— Я говорил тебе, что пробовал многое. Эта комната сохранилась с тех времён, когда я практиковал боль. Тут много приспособлений, некоторые из вашего мира, какие-то сделаны на заказ, для моих нужд, — пожимает плечами Люцифер. — Да, она под землей, но до пыточных ещё спускаться и спускаться.
— Ты знал, что это может мне помочь? — тихо спрашиваю у него.
Демон поднимается с пола, помогает мне встать и, глядя в глаза, отвечает:
— Я не знал. Я чувствовал. — морщится на последнем слове. — Чувствовал, что тебе плохо, будто, ощущал твою боль, она не давала мне покоя. Ты замкнулась в себе, закрылась от меня и окружающего мира. Я хорошо знаю, что делать нельзя ни в коем случае. Запомни: лучше кричать, плакать, выражать эмоции любыми способами, выплескивать их наружу, но не держать в себе. Я подумал, что физическое воздействие может помочь тебе открыться, высказать всё то, что ты скрываешь, даже от себя, заперев в глубине души.
— Спасибо. Мне, правда, стало легче. Только болит теперь всё тело, — слабо улыбаюсь мужчине.
— Никаких следов не останется, не волнуйся. Я не могу позволить себе испортить твою белую, нежную кожу, которая мне так нравится, — проводит пальцем по моей ключице. — А от боли поможет мазь, которую наш лекарь варит по старинному ведьминскому рецепту. Она быстро действует, завтра утром ты уже не вспомнишь обо всем, что здесь происходило.
— Ты разрезал моё платье, в чем я теперь вернусь в комнату? — оглядываю обрывки ткани на полу, лежащие рядом с кожаной плёткой, состоящей из множества мелких хвостов.
— В шкафу есть другие,
