Анифа. Пленница степей (СИ) - Деметра Фрост
— Как будто я не знаю! — порывисто вскричав, Анифа в ярости оттолкнула от себя руку северянина.
— И что это значит?! — прищурившись, пророкотал Рикс, — Кто-то уже трахал тебя?! В Дариорше?!
Уму непостижимо! Под боком вождя?! Нарушив неприкосновенность гарема Шах-Рана?!
— Какого черта не сказала?! — взревел северянин.
— Нет! — испуганно распахнув глаза, выпалила Анифа, — Не здесь… Еще… до вождя… В стане Горха…
“Зачем этот разговор? — недоуменно подумала девушка, — Чего он добивается, это проклятый северянин?!”
Рикс мгновенно успокоился.
— Твой глава сказал, что ты была девственницей, — куда как более мирно проговорил он, ослабив на миг сжавшиеся на шее Анифы пальцы.
— Соврал, — горько откликнулась девушка.
Рикс не удивился. Но одно дело — это действительно брать бесправную рабыню, еще и такую привлекательную — кто ж осудит этих жестоких, живущим по собственным правилам и законам кочевников? И совсем уже другое — насиловать совсем еще юную, маленькую и хрупкую, девочку.
Сколько их было?
Вряд ли всего пару. Иначе не смотрела бы сейчас Анифа с такой яростью, с такой болью и даже… Ненавистью.
— Это участь женщины, — философски заметил он, окончательно расслабляя свою ладонь и уже поглаживая пальцами нежную и тонкую шею, которая под этими движениями несколько раз судорожно дернулась. — Будь ты частью рода, такая судьба, может быть, и обошла бы тебя. И то не факт. Думаю, в твоем племени были те еще привычки…
Девушка снова поникла, уронив голову на грудь. Ее волосы, растрепавшиеся и выбившиеся из косы, густой волной заструились по ее лицу, скрывая его. Но больше Анифа не плакала. Или же — сдерживалась и таилась.
И Рикс сделал вещь, совершенно для себя неестественную и странную. Присев перед девушкой на корточки и обхватив тонкие плечи, он притянул ее к себе, обнял и стал аккуратно поглаживать по голове. Но вместо того, чтобы расслабиться и довериться этому неожиданному проявлению доброты и заботы, Анифа замерла и напряглась. И даже задержала дыхание.
А вот северянин с жадностью вдохнул запах ее тела и волос, которым так и не смог надышаться окончательно, пока они ехали верхом, а он прижимал, лаская, ее к своему торсу.
Ему очень нравилось, как она пахнет. В отличие от других женщин степей, танцовщица регулярно, каждый день, мылась — или в речке, или в деревянной лохани, которая теперь постоянно стояла у Шах-Рана в шатре, который тоже, кажется, насквозь пропах запахом вереска. И его даже не могли перебить ароматные масла, которыми пользовались другие наложницы.
Желание вспыхнуло в нем с новой силой. С такой же легкостью, как и сам северянин откинул прочь и свое раздражение и досаду на девушку, и всяческие мысли, порочное и темное вожделение наполнило его тело и вытеснило прочь всё остальное.
Опустив ладонь, Рикс стянул с рабыни накидку и тут же сжал маленькую грудь. Анифа протестующе дернулась и шумно выдохнула:
— Нет!
Мужчина не обратил на этот протест никакого внимания, влекомый лишь собственными желаниями. Толкнув девушку на спину, он навис сверху и в жадном поцелуе припал сначала к шее, потом провел дорожку к ключице, а следом — и к груди, которую он легко обнажил благодаря широкому вырезу.
— Нет! — громко крикнула Анифа, отталкиваясь.
Зарычав, Рикс перехватил кулачки девушки, которыми она стала отбиваться от него и задрал над головой. Свободной рукой он спешно подтянул подол ее платья и нижней сорочки вверх, жестко раздвинул коленом ноги и навалился сверху, вклиниваясь между бедрами.
— Не смей! — снова вскричала Анифа, распластанная под ним и бесполезно дергающаяся. — Не смей! Пожалуйста! Не надо!
Но ее трепыхания только больше раззадоривали северянина, заставляя его кровь бежать быстрее и толкаться в сердце с удвоенной силой. Он мял округлые бедра рабыни, ее мягкие ягодицы, кусал тонкие плечи и твердую грудь и, как зверь, рычал от похоти и страсти.
На секунду девушка вдруг замерла, и лишь какое-то внутреннее чутье позволило Риксу не пропустить момент, когда рабыня неожиданно выхватила из-за его пояса нож. Но нет, не вонзила его в мужской бок в стремлении освободиться, а почти перерезала себе горло.
— Сучье вымя! — ошарашенно выругался северянина, успев перехватить ладонь с зажатым в нем лезвием, — Ты что творишь?!
Металл все-таки оставил на нежной коже короткую и тонкую линию, из которой мгновенно выступили капельки крови.
— Ненавижу! — выпалила Анифа, у которой на глазах снова выступили слезы — на этот раз злые и яростные, — Как же я вас всех ненавижу! Лучше сдохнуть, перерезать собственное горло, лишь бы больше никогда не видеть никого из вас! Варвары! Убийцы!
Рикс с потрясенным недоумением уставился в тонкое и изящное женское лицо, сейчас искаженное от наполнивших маленькую танцовщицу чувств. Она тряслась и дрожала. широко и некрасиво распахнув рот, а ее грудь высоко вздымалась. Казалось, прислушавшись, можно было услышать, как неистово бьется о грудную клетку ее смелое и отчаянное сердечко.
Продолжая держать ее руки в своих, северянин выпрямился. Анифа вела себя не как рабыня, а как женщина в захваченном селении или городе. Ее слова были знакомы и понятны. Одно неясно — почему именно сейчас? И почему именно так?
— Интересно, — прищурившись, проговорил мужчина, — И что же это значит, Огонек?
Рикс впервые произнес вслух прозвище, которое он когда-то про себя дал танцовщице. Но Анифа, естественно, не обратила на это никакого внимания. Хотя явно удивилась неожиданно успокоившемуся северянину и поджала губы.
— Вы, как саранча, налетаете на мирных жителей, неся с собой только смерть и разрушение, — яростно и обиженно выплюнула она, — Убиваете наших отцов и братьев, уводите в плен детей, насилуете наших матерей и сестер. И считаете себя в праве творить бесчинства и разбой, порабощать людей, словно те — бездушные вещи! Но когда-нибудь — я верю в это! — боги накажут вас! И сотрут с лица земли, будто вас и не было!
Северянин неверяще поглядел на рабыню перед ним.
