Спасти Персефону (СИ) - Мария Самтенко
Он фыркнул и отвернулся — Владыки возвращаются не так. Потом повернулся обратно — полюбоваться обескураженным выражением лица Ареса.
— Не знаю, куда ты планировал вернуться, — выдал наконец Арес. — Этот мир мой уже тысячу лет, и я его не отдам. Можешь пойти на поклон к Зевсу, дядюшка, и попросить у него какой-нибудь незанятый остров.
— Ты можешь думать, что этот мир был твоим, — спокойно улыбнулся Аид. — Но он всегда принадлежал только мне. И она тоже.
Он драматично взмахнул рукой в сторону Персефоны. Танат недовольно подумал о низкопробных комедиях смертных — Аид их явно пересмотрел, иначе откуда столько дешевых театральных эффектов. Определенно, искусство приходит в упадок.
— Я тоже принадлежу Аиду, — злорадно подтвердила царица, напрочь игнорируя ошарашенный взгляд Деметры и подозрительный Минты. — Помнишь, ты все искал моего любовника?..
Неистовый побагровел. Танату стало интересно, понимает ли бог воины, что его банально провоцируют. О нет, он никогда не был тупым — просто неотесанным и несдержанным. Однако способности царицы доводить драгоценного супруга до белого каления не стоило недооценивать — короткий обмен репликами, и он уже размахивается, чтобы отвесить ей оплеуху.
Прямо перед носом Деметры. Гениально.
— Убери свои лапы от моей дочери! — завопила Плодоносная, одной рукой сгребая Персефону в объятия, а другой выращивая перед Аресовым носом гигантский баобаб, об который тот по инерции приложился.
Пока Неистовый отлипал от баобаба, Аид не нашел ничего лучше, чем проникновенно заявить, что тот никогда не был настоящим Владыкой — только клоуном на чужом троне. Напомнил, так сказать, о себе — и одобрительно кивнувшей Персефоне, и тут же прекратившей голосить Деметре. И Аресу, собственно.
Бог войны ринулся в бой, словно это могло решить, кто из них останется Владыкой Подземного мира. Так, будто мир автоматически изберет себе в правители победителя — и Танат в очередной раз подумал, что тысяча лет на троне его ничему не научила.
Бой был коротким.
Он и должен был быть коротким, ведь Аресу нечего было противопоставить настоящему, признанному миром Подземному Владыке (пусть и не настоящему Невидимке). Того, в чьих ударах — огненная мощь Флегетона, ледяная гибкость Стикса и оглушающее забвение Леты. Того, кто может скомкать мир в ладонях и выдернуть почву из-под ног. Того, кто мир признал за хозяина.
Того, чья воля здесь — не закон даже, а единственная существующая реальность.
Бой был коротким — и это был бой двух воинов, а не воина с Владыкой.
Аид мог комкать реальность, мог приказывать, но вместо этого схватился за саблю — отразить удар чудовищной силы. Лязгнула сталь; меч вылетел из рук Неистового, сабля Аида перекувыркнулась в воздухе и воткнулась в землю.
— Племянник, — презрительно улыбнулся Владыка. — Прошла тысяча лет, а ты так и не научился сдерживать свой гнев. И так же скверно владеешь мечом. Давно не тренировался?
— Я сотру тебя в порошок! — зарычал Арес. — А то, что останется, сброшу в Тартар! Посмотрим, что ты сможешь противопоставить молнии!
Он, не глядя, сунул руку в колчан… сунул вторую…зашарил… перевернул колчан и потряс им в воздухе.
Молнии исчезли.
В протянутой руке Аида появились вилы.
— Убирайся из моего мира, — приказал он. Странно приказал, с каким-то напряженным ожиданием в голосе: Танат в очередной раз подумал, что это больше не Невидимка, но не успел закончить мысль.
— Еще чего, — взревел вдруг Неистовый. — Еще чего-о-о-о-о-о-о…
Никто еще не успел ничего понять, только царица вдруг закричала, дернулась вырваться из цепких рук матери; поднялся ветер, застонали кусты, заскрипели камни; Минта в ужасе вцепилась в Деметру — Плодоносная стояла с незыблемостью вековой скалы.
А Арес по-прежнему не закрывал рта, со свистом и чавканьем втягивая в себя воздух.
Одежды Аида затрепетали — но ведь не за Деметру же ему было хвататься. Он, кажется, дернулся куда-то за баобаб, но поздно. Его уже захватило вихрем — сдавило со всех сторон, потянуло в огромную, алую, многозубую пасть.
Танат видел, как вихрь из пасти войны сдирает с его кожи загар, и слетают песчинки пополам с пеплом, и уходит, втягиваясь в гигантский зев, сама жизнь — бесконечная смертная жизнь — и ему уже не помочь, не спасти, и даже самые быстрые крылья и самый острый меч не смогут остановить этот вихрь, потому, что момент упущен, дрогнули пальцы, и остается только…
«Только не вмешивайся».
Да он и хотел бы вмешаться, но поздно, поздно, ему уже не помочь, он чувствует, хотя и ни разу не видел — процесс уже не повернуть вспять, и чудовищный зев Ареса все равно не отпустит свою добычу, а если отпустит, для смертного — уже слишком.
И можно только смотреть, как исчезает в гигантской пасти последняя песчинка жизни, и Аид опрокидывается навзничь, выпуская из рук двузубец, и его волочет внутрь, и Арес жрет его, начиная с ног, и Танат снова до боли стискивает пальцы на рукояти меча (клинок сам рвется в бой, но нужно держать), и…
— Невидимка, — само срывается с губ, не остановить. Пускай он — не он, и не бог, пусть сгорел, да пусть хоть останется смертным, пусть едет в свою проклятую степь, найдет еще одну нимфу, пусть, пусть, только не так, пожалуйста, только не так.
Убийце впервые за много веков хочется зажмуриться, но он не в силах оторвать взгляд.
И вдруг… перед тем, как исчезнуть в чудовищной пасти, Невидимка открывает глаза, и Танат успевает заметить на его побелевшем лице тошнотворно-многообещающую усмешку Кронида.
Ветер стихает, возвращаются звуки: довольный смех Ареса, тихий плач Минты, успокаивающее кудахтанье Деметры — и только со стороны Персефоны ледяное молчание.
А Танат неожиданно понимает, что улыбается, как дебил.
Глава 20. Аид
Аид знал, что должен сделать, но все же это было безумно тяжело — перестать цепляться за воздух, за землю, за Подземный мир, за реальность, позволить вихрю из пасти Ареса захлестнуть себя и затянуть в распахнутый темно-красный зев.
Пожалуй, еще это было ужасно больно. Казалось, что ветер сдирает мясо с костей, выжигает саму его сущность. Хотелось ответить, хотелось заехать ногой по самовлюбленной роже бестолкового племянника (во что ж он себя превратил?!), а потом схватить за шкирку и макнуть в Стикс, чтобы вязкие ледяные воды промыли ему мозги. Нашелся титан — пожиратель богов! Не того, видать, сына Гера сбросила с Олимпа.
Вот только нельзя. Нельзя демонстрировать силу, макать идиота в Стикс и собственноручно устранять пробелы в его воспитании. Неистовый Арес может стать живой черной дырой, но
