Тень заговора - Злата Иволга
Привлеченный его странным тоном, светловолосый отвлекся от созерцания стены и подошел к ним.
— Какие-то бумаги, — без интереса сказал высокий, но друг внезапно схватил его за руку. — Что?
— Подожди, дай посмотреть. Это тусарский.
— Сейчас у меня нет желания разбирать чью-то личную переписку.
Фике обреченно вздохнула:
— Так мне теперь придется это выбросить?
— Перед тем, как собирать мусор, надо трижды подумать, — наставительно произнес высокий мужчина, а его светловолосый друг с улыбкой посмотрел на девушку:
— Полагаю, жить мне в ближайшее время будет скучно. Фике, сколько ты хочешь за эти бумаги?
Дворец эмира, Сурида
После вежливого стука дверь покоев распахнулась, и низко кланяющийся слуга доложил:
— Эмира Гюльбахар хазретлери эфенди.
— Пусть зайдет.
Высокий статный старик кивнул, жестом отпуская слугу.
— Эмир хазретлери эфенди, — произнесла женщина, поклонившись.
— Рад тебя видеть. Только без церемоний. Или ты решила пошутить?
Эмира внимательно посмотрела на супруга.
— У тебя усталый вид.
— Днем было много дел. А вечером Джайлан окончательно меня утомила. Все по тому же поводу.
Женщина приподняла бровь, и эмир сухо пояснил:
— Она получила письмо из Тусара и устроила истерику.
— Дура! — воскликнула эмира. — Прошу прощения.
— Оставь. Я сам прекрасно знаю, что представляют собой мои дочери. Видит Шаллиах, я всю жизнь старался быть хорошим отцом. Похоже, мало старался.
Старый эмир тяжело опустился на широкую софу, безотчетно потер грудь с левой стороны и жестом показал жене присесть рядом.
— Тебя никто никогда не винил. — Гюльбахар не понравилось, как эмир держится за сердце, но она сделал вид, что не заметила. — Нет ничьей вины в том, что твои жены так и не смогли родить здорового наследника. Ты поступил правильно, сделал басэмираном Озана, выдал Нихан замуж. Твое правление можно назвать самым мирным и процветающим за последние двести лет.
— Только ты знаешь, чего мне это стоит, — невесело и криво улыбнулся эмир. — Как я до последнего не могу решить, что мне предлагать в диване и на чем настаивать. А с пашами только запнись на мгновение. Налетят, как коршуны, друг другу глаза выклюют, и государство на куски раздерут.
— Такова доля каждого повелителя, — успокаивающе сказала Гюльбахар.
— Я не должен был быть повелителем, — сквозь зубы сказал эмир и отвернулся.
Эмира почувствовала, как над уютными и мирными покоями собираются тучи. Она покосилась на большой портрет, один из двух, занимающих место в углу у окна, и осторожно выдохнула, стараясь убрать возникшее в груди напряжение.
— Так случилось, — твердо произнесла Гюльбахар и тронула супруга за плечо. — Орхан, давно пора забыть об этом.
— Я забыл, — покачал головой эмир. — И сейчас меня волнуют последствия. Вот уже около года, как я вынужден скрывать, что Озан снова сбежал. Лгать на собраниях дивана в надежде, что никому в голову не придет проверить. Это не наследник престола, а испорченный мальчишка. А ведь ему уже за тридцать.
— Он вернется. Он всегда возвращается, — заметила Гюльбахар.
— Ты еще скажи, что он любит своего дядю. — А вот такой яд появлялся в словах эмира очень редко, и эмира вскинула голову. — Особенно когда вспоминает судьбу отца.
Сейчас супруг почти признался, что сам отдал приказ казнить Серхата пашу, который стал забирать себе все больше и больше власти. Во дворце о приказе знали или догадывались все. Половина были согласны с решением повелителя и даже в чем-то жалели эмира, вынужденного послать убийц к своему Первому визирю и родственнику. Половина просто вздохнули с облегчением, поскольку опасались всесильного Серхата паши. Малая часть, а точнее члены дивана, глубоко задумались, кто станет следующим Первым Визирем. Сам эмир никогда и ни с кем не говорил об истинной причине смерти Серхата паши и всегда поминал его только хорошими словами. Однако басэмиран Озан, сын покойной сестры эмира и наследник престола, не простил дяде смерть отца. При каждом удобном случае Озан вспоминал об этом и попрекал Орхана. Кончина второго мужа Гюльбахар также открыла путь его противникам, например, со временем позволила Мустафе паше стать Первым визирем.
Эмира так задумалась, что чуть не пропустила следующий вопрос мужа, заданный все в том же ядовитом тоне.
— Кадир никогда не интересовался, почему ты вышла за меня?
— Нет. Он знает, что я никогда и ничего не делаю просто так. Мы доверяем друг другу.
Последние слова только вырвались, а Гюльбахар уже затаила дыхание, ожидая реакции супруга.
— Прекрасно. Хоть у кого-то с детьми теплые доверительные отношения. Или почти доверительные.
Как ошибаются те паши, шахи и беи, которые путают мягкосердечие эмира Орхана со слабохарактерностью! Гюльбахар как никто другой знала, куда может завести эта ошибка. Ее покойный муж тоже узнал, только было поздно. Сейчас венценосный супруг не просто так пытался расшатать самообладание своей эмиры. Определенно он подготавливал ее к чему-то. Мало того, собирался ее удивить. Пусть так. Лишь бы не вспоминал о далеком прошлом.
Эмир Орхан со времени их свадьбы заметно постарел. И это всего за год, в течение которого он занимался тем, что винил себя во всем, что случалось в его семье и стране. Раньше Гюльбахар казалось, что он действительно забыл. Но неприятное слово «возмездие» все чаще проскальзывало в их беседах.
— Я принял решение, Гюльбахар. — Яд исчез из тона эмира, и он заговорил спокойно и рассудительно. — Как бы мне ни было горько, но благополучие страны превыше всего. Не знаю, долго ли мне осталось жить, мое сердце слабеет день ото дня. Я не могу допустить, чтобы в Суриде начались кровавые и безобразные распри из-за этого. — Эмир прикоснулся пальцем к тонкому изящному обручу, обвивающему его голову. — Если мой племянник Озан не желает править, а желает спорить, ругаться и сбегать, я должен назначить нового наследника.
— Ты обсуждал это с пашами? — осторожно спросила Гюльбахар.
— Пока нет. Они поднимут ненужный шум и примутся подсовывать своих сыновей в мужья Джайлан и Эсме.
Эмир закашлялся, а Гюльбахар затаила дыхание. Здесь Орхан прав — особенно расстарается Мустафа паша.
— Мои четыре жены оказались не в силах родить здорового мальчика. От Джайлан мне не дождаться внуков, а Эсма еще молода. Сын Нихан, если когда-нибудь родится, станет королем чужой страны. Суриде нужен новый наследник. Ты согласна со мной, Гюльбахар?
— Частично, — отозвалась эмира. — Не время лишать Озана звания наследника.
— Я не объявил нового наследника только потому, что очень любил Эсму, — возразил эмир.
Гюльбахар быстро попыталась
