Академия Чародеев. Сердце правящего дракона - Валентина Гордова
– Благодарю вас за лестное предложение, айкан аль-Сайрас, но вынуждена огорчить: получение удовольствия в вашем присутствии едва ли представляется мне возможным.
Откровенное хамство с моей стороны, а ведь собиралась просто увлечь его в светскую беседу.
Но сын драконьего правителя не обиделся и не огорчился. Напротив, он медленно растянул губы в широченной восхищённой улыбке и расхохотался.
Это почему-то вынудило Нэрена напрячься куда сильнее.
Не подозревая о состоянии первого кольца, черноволосый молодой дракон громко хлопнул в ладоши, скрестил пугающе длинные когтистые пальцы и восхитился:
– У малышки острые зубки, – хищная ухмылка, – ну так, котёнок, у меня тоже…
И мужчина двинулся на меня с поистине плотоядным выражением лица.
– Стоять, – властный низкий приказ аль-Хаенга расслышали все в коридоре, все же и застыли, не смея перечить.
Я замерла по совершенно иной причине – второе кольцо подчинился.
У меня было мало представлений о Хайрассе, но я точно знала, что первое, второе и третье кольцо занимают равное положение, подчиняясь лишь айтару и никому больше. Кроме того, Раниернам являлся сыном правителя, что всё же ставило его выше Нэрена, не имеющего никакого родства с айтаром.
Но он подчинился. Тому, кто был как минимум равного с ним положения, а фактически стоял ниже… Вздрогнул от грудного рыка дракона и застыл, не рискуя сделать следующий шаг, мигом позабыв обо мне и метнув вспыхнувший золотым огнём взгляд на первое кольцо.
– Мне крайне досадно осознавать, что вы не учитесь на собственных ошибках, айкан аль-Сайрас, – каждое слово Нэрена было пропитано ледяной издевкой и тщательно выверенным презрением, – я повторю в последний раз.
Пауза, во время которой мёртвая тишина опустилась на помещение, а присутствующие перестали дышать.
И в этом пропитанном опасностью воздухе со звоном прозвучало:
– Моё. Не. Трогать.
Когда мы покидали коридор, никто из придворных не смел даже шелохнуться. Даже второе кольцо не сказал ни слова, а судя по виду, он сейчас и вовсе мечтал лишь об одном – чтобы Карам дарт свалил уже побыстрее, желательно не прихватив его, айкана, жизнь с собой.
Мы прошли около сотни шагов в абсолютной тишине, нарушаемой лишь шелестом тканей и быстрыми шагами – народ стремился сбежать от гнева первого кольца как можно быстрее и дальше.
Нэрен не уделял им и крохи своего внимания.
Свернув налево, мужчина движением руки открыл тяжёлые двери из тёмного дерева с золотыми стёклами, сквозь которые невозможно было что-либо разглядеть, и решительно ввёл меня… в полный драконов зал.
Мелькнула мысль, что здесь шло какое-то слушание или разбирательство.
Громадное, залитое отчего-то светло-зелёным и золотым светом помещение имело идеально круглую форму, куполообразный потолок из стекла всевозможных зелёных и золотых оттенков, выложенное цветной плиткой круглое углубление в центре, бесчисленное множество заполненных трибун и алый трон, на котором возвышался над своим народом откровенно скучающий айтар аль-Сайрас.
Скука исчезла с нашим появлением.
Народ обернулся на шум открываемых дверей, стоящий в углублении под тысячей взглядов серебряный дракон в такого же цвета одеяниях резко обернулся, айтар оторвал голову от кулака, на который опирался щекой, откровенно скучая от происходящего.
Он совершенно не был похож на своего сына.
Кожа загорелая, но не такая тёмная, как у Раниернама, волосы светло-золотые, вместо цепочек и украшений в шелковистых прядях мелькали тонкие косы. А фигура не жилистая и не утончённая, как у второго кольца – на троне правителя драконов сидел воин. Закалённый боями, что оставили шрамы на его прикрытом лишь частично теле, вытренировавший себя до каменных плит мускул и стальных жгутов мышц. Огромный, сильный дракон, способный убить голыми руками в человеческой ипостаси.
На айтаре были лишь свободные штаны, как у сына и многих придворных, только золотисто-белого цвета, широкий ремень и странная накидка из белых лоскутов ткани, оставляющая обнажённой грудь.
Он был поистине пугающим. Не таким страшным, как император Вескер, но совсем не добрым и не безобидным.
А ещё айтар аль-Сайрас оказался поразительно умным и сообразительным, но, к счастью для нас, эффект внезапности подарил нам несколько секунд всеобщего замешательства, которых хватило, чтобы ворвавшийся на заседание Карам дарт аль-Хаенг заявил во всеуслышание:
– Аристея Кадиан-Вескер моя эвертари!
Единый на всех вздох ужаса, яростное «Нет!» от вскочившего айтара, но главные слова уже прозвучали, и дёрнувшаяся по приказу правителя стража остановилась, не смея нападать.
А Нэрен продолжил всё тем же громким твёрдым голосом, заставляя каждого услышать его слова:
– Истинная пара дракона является неприкосновенной и охраняется всем крылатым народом – так завещали первые драконы! Любой, кто решит нарушить этот закон, будет отвечать перед богами. И передо мной.
То чувство, когда драконы гнева первого кольца испугались заметно сильнее, чем божественной кары.
Эта нервная мысль мелькнула на краю сознания, которое затихло, как и всё вокруг. На круглый зал опустилась звенящая от напряжения и ярости тишина, свидетели происходящего боялись даже дышать, переводя перепуганные взгляды с айтара на аймана, которые стояли в разных концах помещения и не сводили друг с друга немигающих взглядов.
Замирнаджахр аль-Сайрас был взбешён, но всё, что выдавало его состояние – лишь яростно сверкающие глаза и проступившие на щеках желваки, до того сильно дракон стиснул зубы.
Карам дарт аль-Хаенг оставался убийственно спокойным, уверенным и непоколебимым. Весь его вид говорил о том, что он хоть сейчас готов бросить вызов всем и каждому, и даже не сомневается в том, что одержит победу.
И это пугало всех этих драконов, заставляя невольно ёжиться и думать о том, что они даже по приказу правителя не вступят в схватку с этим существом, которое гарантированно победит их всех.
Нэрена боялись, пожалуй, даже сильнее, чем айтара.
И сам он не мог не замечать настроения своего народа. И как у правителя, сейчас для поддержания своего статуса у него был всего один, до ужаса пугающий меня выход – бросить Нэрену вызов и при всех доказать, кто из драконов сильнейший и достойнейший править, а кому нет места в мире живых…
Моё сердце сжалось, с каждым испуганным ударом разгоняя острую боль по венам, мышцы напряглись от безотчётного желания сделать хоть что-то…
К счастью, это желание охватило не только меня.
Нарушая тяжёлую тишину, по залу растёкся негромкий, но прекрасно слышимый всем и каждому чуть безразличный мужской голос:
– Я вынужден напомнить для всех, кто имеет печальные проблемы с памятью: напавшего на отмеченную богами пару ждёт ритуальное лишение крыльев и принародное изгнание из Пустыни. Здесь есть желающие осквернить священный союз?
Почему-то кольнула мысль, что все эти слова предназначались лишь одному дракону – тому, который стоял у своего трона и казался чернее тучи. Но вряд ли кто-то из присутствующих мог решиться указывать правителю, верно?..
Однако прозвучавшие слова возымели эффект – атмосфера стала несколько более разряжённой, драконы смогли хотя бы начать дышать, а айтар был вынужден величественно опуститься на своё место и сделать вид, что не произошло вот вообще ничего странного, страшного и выбивающегося из понятия нормального.
А всё тот же мужской голос, что остудил пыл драконов, вновь раздался над поднявшейся волной шепотков:
– Шираль Валид, – вот теперь в нём звучали нотки откровенной издевки, – вы всё ещё желаете заявить о покушении, совершённом на вас иноземной чародейкой с золотыми волосами, которая, цитирую: «нуждается в жестоком воспитании в стенах храма Пламени»?
Все разом повернулись к храмовнику в углублении по центру зала. Должно быть, до нашего появления он как раз выступал с заявлением.
Что-то в словах говорившего кольнуло под рёбра, но что именно, я осознала лишь после того, как заметно дрожащий серебряный дракон глянул в сторону и обернулся ко мне.
Выражение узнавания на моём лице заставило его побелеть от ужаса, а Нэрена чуть склониться ко мне и вроде бы негромко, но так, что все услышали, вежливо спросить:
– Вы знакомы, моё небо?
И вот просто вопрос, ровный такой, спокойный, но я дурой не была никогда. Скажу «да», и слова храмовника «нуждается в жестоком воспитании в стенах храма Пламени» станут для него приговором.
Однако, я слишком хорошо помнила нашу встречу с этим пожилым извращенцем, все его слова, безнаказанное поведение и двух детей, прикованных цепями к его карете.
Я не злопамятная и не жестокая, я
