Жизнь и Месть Чёрной Королевы (СИ) - Головач
Честно сказать, взламывал он дверь около получаса, так как было очень много замков и даже защёлок и цепочек, не говоря даже о комбинации на замочной панели.
Квартира была укрыта темнотой, разве что только на кухне ярко горел свет, и, судя по лёгким звонам бутылок, отец собирался напиться с горя.
Что ж, тем лучше для нас. Так будет куда проще сводить с ума моего папашу. Всё же алкоголь в его крови мог сыграть лишь нам на руку.
Когда мы с демонами приблизились к комнате, я дала демонам знак начинать наше маленькое «представление».
И им не составило особого труда «поиграть» со светом, который начал тут же быстро моргать, и с температурой, что резко опустилась, погружая квартиру едва ли не в могильный холод.
Далее был мой черёд действовать. И тут мой папаша, что смог выпить уже третий бокал вина по счёту, насторожился и, выходя из кухни так, словно выползал из военной траншеи и даже схватил нож для самообороны, задал вопрос, будто сам себе или гостю, что вошёл к нему в дом:
— К-к-кто тут? Э-эй…? Семёныч? Это ты там свой холодильник расхерачил?.. А… Э-э-э-эй? — его глаза бегали по темноте, словно пулевые дроби.
В ответ на это я резко и громко ударила своей тростью по полу три раза. И эти звуки благодаря маленьким фокусам Себастьяна и Дороса отозвались жутким и устрашающим эхом по всей квартире.
Мужчина выронил от страха нож и бутылку и словно неуклюжий клоун запрыгнул на диван и пытался обороняться напольным торшером в своих дрожащих руках.
С ухмылкой на губах я вышла из-за угла коридора и направилась в сторону отца неторопливым, но уверенным и твёрдым шагом. Гул от стука моих каблуков по полу также разнёсся по площади всей комнаты, а голос звучал холодно и был практически лишён любых эмоций.
— От своей судьбы не спрячешься и не убежишь, Орлов, — только мои глаза сверкали презренным блеском в темноте.
— Т-т-ты-ты кто такая?! — завопил вдруг он, пытаясь бросить в меня кучу разных вещей.
— В глубине своей жалкой и никчёмной душонки ты уже знаешь, кто я, — отозвалась всё также холодно я, ловко уворачиваясь от летевших в мою сторону предметов. Вдруг резкая молния за окном осветила весь мой силуэт во тьме комнаты.
— Ты… Н-нет, я даже не знаю, кто ты… Если только сама смерть пришла по мою душу.
— Смерть, дух, что желает мести… Называй, как угодно. Только тебя уже ничто не спасёт от неизбежного.
— Н-но-но за что? Я же… Я же ничего плохого не сделал… — и тут мой отец зарыдал, хватаясь за голову, словно жалкий грешник перед расплатой.
— О-о-о-о, в этом ты глубоко ошибаешься, — произнесла я, продолжив приближаться к нему. — Ты совершил множество грехов, за которые будешь наказан сполна. Вспомни о том, как бросил свою старшую дочь. Без какой-либо жалости, без сожаления…
— С-старшую дочь?.. Р-Регину? Н-но она бы не выжила всё равно. Да и куда такую девчонку-то на нас и так почти разрушенную в тот момент семью? За ней в приюте ухаживали. Я даже звонил туда.
— Ухаживали? Не-е-ет. Эту бедную девочку истерзывали так, как только могли. Издевались над ней, не проявляя при этом ни сочувствия, ни сострадания, ни даже жалости. Тебе и не снилось то, что ей приходилось терпеть, старый дурак.
— Д-да она бы не выжила в этом мире… — и тут его лицо растянулось в ужасной гримасе, полной страха: — Т-ты… Это она?
— Я воплощение её ярости и гнева, ненависти и презрения по отношению к тем, кто так жестоко предал её, — приблизившись к мужчине, я неожиданно схватила рукой его за горло. Из-за упавшей температуры в квартире я успела неслабо замёрзнуть, от чего мои руки казались ледяными, словно у мертвеца. — Я — твоя неминуемая смерть.
— Ты… Н-нет… Ты сумасшедшая. Ты сумасшедшая девчонка! Я… Я-я-я полицию вызову! — воспротивился вдруг он, трясясь от страха, словно поросёнок которого готовили распотрошить для того, чтобы потом приготовить и подать на стол. — Нечисть ты… Или шпионка!
— Всмотрись в мои глаза, «папочка», — очередной разряд молнии резко и ярко осветил моё лицо, когда я сжала пальцами горло отца, заставляя его смотреть на меня. — Всмотрись, пока ещё можешь.
И стоило моему папаше всмотреться в мои глаза, узнать во мне черты первой жены и себя в юные, как он задрожал в слезах и едва ли не стал целовать мои руки, пытаясь загладить вину передо мной:
— Прости… Доченька, прости… Я же не знал… Не знал, что может получиться иначе, что ты поправиться можешь… Я же не знал… Я пустил тебя на такой ужасный жизненный путь.
— Ты мог сделать всё возможное для того, чтобы наши судьбы сложились иначе, — жёстким голосом, полным ненависти проговорила я, лишь сильнее сжимая пальцы на глотке того, кого так сильно презирала. — Вместо этого ты поступил, как самый настоящий и подлый трус, бросив меня в том грёбанном приюте! Ты решил, что вторая дочь будет лучше первой! Лучше меня!
— «Тише-тише, Регина, ты хотела довести его до самоубийства», — прошептал мне тихонько в мыслях Дорос. — «Коли хочешь, чтобы мы его помучили, дай знать».
Стоило мне услышать рыжеволосого демона, как самоконтроль вновь вернулся ко мне, за что я была ему даже благодарна.
Мои пальцы чуть ослабили хватку, а с губ сорвалась тихая, ледяная и бесчувственная ухмылка:
— Ты выбрал свой жизненный путь, отец, и тебе за него расплачиваться. Как ты там меня назвал раннее? Нечисть? Что ж, посмотрим, как ты отреагируешь, когда эта самая нечисть заставит тебя испытать всё то, что испытала она сама.
Затем я обратилась мысленно к демонам:
— «Пришло время поиграть с его сознанием, мальчики».
— «Поняли. Себастьян, используй всю боль Регины и впусти в его сознание. Пусть побарахтется, как рыба вне воды», — Дорос тут же хитро улыбнулся своему брату и поспешил разжать руку мою с шеи отца и поставить его на пол, будто в невесомости. — «Тебе лучше не видеть свои кошмары, дорогая. Отойди».
— «Конечно», — отозвалась в мыслях я, отходя чуть назад, а после обратилась уже лично к Себастьяну: — «Заставь его страдать и уже поистине желать смерти…».
И они заставили… Оба демона, словно лёд и пламя окружили родителя моего своими туманами да закрыли ему очи своими ладонями и будто пустили ядовитый газ в его глаза, нос и рот с ушами, лишь бы отравить его разум и погрузить в страшный транс.
Спустя лишь минуту мой затрясся так, словно всё его
