Ателье Мадам Пикок (СИ) - Юраш Кристина
Жених оказался проворным, и оставил в руках нападающих немного волос, рукав сюртука и старый ботинок. На память. А сам устремился в сторону дороги. Но и здесь его перехватили, выскочившие из кареты ребята. Жених сражался, как лев. Кусался, царапался и визжал!
«Держите негодяя! Ловите мерзавца!» по свадебной традиции завершало женское и истеричное: «Папочка! Не надо!».
Опять чудом вырвавшись, жених бросился к Укропчику, который невозмутимо щипал куст, радуясь, что этом чудесном месте есть все и хлеб, и зрелище. Он смотрел на эту картину, как ленивый богатей за хлебосольным столиком кабаре. Пока красавицы задирали ноги, он спокойно откусывал ножку индейки.
- Но!!! – заорал дурным голосом жених, стеганув моего Укропчика. Тот неспешно дожевывая листики. В его умных глазах читалось: «Ну?».
- Быстрее! – задыхался жених, понимая, что опасность превратиться из почетного члена общества в почтенную матрону возрастает с каждой секундой.
Укропчик прищурился и плюнул, обдав слюнями жениха, которого уже настигли и попытались скрутить прямо перед моими окнами.
Невеста рыдала, как много маленьких невест, умудряясь одновременно заламывать руки и цепляться за грудь сурового импозантного отца, от которого веяло деньгами и неприятностями. Последнее, что я слышала, так это то, что она просила непреклонного папу разрешить ей проститься с покойным женихом.
Жених оказал достойное сопротивление. Он пукнул и искусал двух нападающих, вламываясь в мое ателье. От движений деревянного пола с окна свалился щит, прихлопнув одного из папиных охранников.
Запутавшись в невестах и платьях, жених, повалил мои манекены. По всей видимости, он пытался взобраться на потолок, но ему не дали. На новеньких обоях остались борозды от его ногтей. Жених хрипло лаял, цепляясь за жизнь и все, что попадалось под руку.
Его бесцеремонно вытащили вперед ногами и пузом по полу. Он собирал все мелкие нитки и пыль. В лучшие времена, когда свадеб было много, подметать вообще было без надобности.
Из храма вышел Бесподобный Елауарий, глядя на умилительную картину.
- Поскольку брак уже заключен, муж может поцеловать невесту, - заметил он умиротворенным голосом, как вдруг отец замер. Он опоздал.
Жениха подняли, едва поставив на ноги, слегка отряхнули. Вернули клок волос и сунули в руки ботинок. Растрепанная невеста, напоминающая кладбищенского призрака, бросилась к жениху, обнимая его.
Я тоже вышла на улицу, умиленно глядя на пару.
- Поверь, святоша! Не долго твоей лавочке процветать! Я костьми лягу, но управу на тебя найду! Завтра же я иду к королю! – рявкнул банкир, пока жениха и невесту грузили в карету.
И он говорил серьезно. Когда такой деловой человек дает такие обещания, не стоит воспринимать их как пустой звук. Я испуганно посмотрела на Бесподобного Елауария, который поплелся в часовню.
Я бросилась за ним, нагоняя его на середине дороги.
- Хорошая была часовенка, - вздохнул Елауарий, любовно глядя на розовый мрамор.
- Я пойду и поговорю с ним! – решительно заявила я.
- А что ты сделаешь? Рано или поздно это должно было случиться! – сокрушался Елауарий.
- Я, может быть, ничего, - усмехнулась я, припоминая, что с месяц как ко мне ходила горничная этого банкира обшиваться. И такого рассказывала! – Но я знаю, кто может помочь…
23.2
Решительным шагом я направилась в сторону ателье. «Рано или поздо это должно было случиться!», - повторяла я слова Бесподобного Елауария, вспоминая его доброту к бедной, плачущей девушке в порванном свадебном платье, которая в один день лишилась семьи, поместья, денег и даже собственного имени. Я помнила ласковую худую руку, которая гладила меня и указывала на свет, заливающий алтарь богини любви.
Я помню слова «В этом мире всегда есть та, которая тебя любит… ». Помню, как Бесподобный Елауарий протянул мне новые документы: «Винаретта Браун». «Это все молитва богине! И немного ловкости рук. Но в основном, это, конечно, богиня!».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И сейчас, преисполненная гнева и ярости, я грохнула дверью ателье и поднялась по лестнице, все еще по привычке перепрыгивая через когда-то провалившуюся ступеньку.
Вода набиралась в старенькую ванну. Кран гудел и брызгал кипятком ненависти, наполняя комнатушку паром. В воду тут же просыпались флаконы, распространяя по комнате запах черной смородины, экзотических цветов и бисквитов.
Я смотрела на свое покрытое пылью лицо, тусклые от пыли волосы, собранные в неряшливую прическу – гнездо, на дешевенькие деревянные заколки, пронзающие насквозь растрепанную гульку, а потом на баночки.
Влажные следы вели к зеркалу, возле которого я крутилась, тщательно расчесывая сверкающие золотом локоны. Алая помада придавала губам соблазнительно – томный изгиб. Через десять минут прошелестело платье, и цокнули каблучками туфли.
Мой рука схватила черную накидку, а я шагнула в темноту вечера. Горе тому грабителю, который попадется на моем пути. Я была ужасна зла!
«Игого!», - округлил глаза Укропчик, перевернув копытом ведро с водой. За мной, словно за королевой тянулся опьяняющий шлейф духов.
- Укропчик! Перестань! – отогнала я коня, решившего попробовать на вкус павлина. Из всех деликатесов, павлина он еще не едал!
Пока я на пальцах объясняла кучеру, куда нужно ехать, казалось, что я склоняю его к постели, показывая, что нужно проехать сквозь Блоссмский Туннель, сквозь который можно быстро попасть в Новый Город.
Мне стало не по себе, когда кучер согласился. И я с подозрением посмотрела ему в глаза.
Потом я яростно рубила руками воздух вокруг, объясняя, что нам нужно будет проехать через улицу мясников.
Он тоже кивал, соглашаясь. И под конец, когда фантазия моя иссякла, я произнесла адрес. На удивление кучер снова закивал и махнул мне забираться в карету.
Мы помчались стремглав, распугивая случайных прохожих, осыпаемые бранью и проклятиями.
- Ну что ж, - усмехнулась я, видя, как мы подъезжаем к роскошному дому, напоминающему своим выпирающим балконом злобного бульдога. Вокруг дома теснились кареты, а я вышла, слегка растерявшись. Судя по количеству гостей, высыпавших на балконы и веранду, сегодня в доме что-то отмечали.
Подобрав платье, я решительно двинулась в сторону двери, где меня встретил дежурной улыбкой слуга.
- Вас как представить? – спросил он, подобострастно улыбаясь.
- Разрешаю представить себя страшном сне, - гадко усмехнулась я.
- Ваш пригласительный? – протянул руку слуга. – Здесь, мадам, вход только по приглашениям!
- Как тебя зовут? – спросила я, напрягая память.
- Джеймс! – ответил слуга, а память услужливо выписала мне пригласительный, который я тут же озвучила страшным шепотом.
- Так, вот Джеймс, - прошептала я. – Когда ты будешь лезть под юбку к кухарке, подумай о том, что там уже греются хозяйские руки!
Джеймс опешил, а я толкнула дверь. Яркий свет заливал роскошный зал, в котором толпились гости, обсуждая замужество дочери хозяина и какого-то дальнего родственника из Авильона, чей отец является владельцем железной дороги.
Глава двадцать четвертая
Цокая каблуками и шелестя платьем, я направилась в другой конец зала, как вдруг мне подсунули под руку закуски. Я была ужасно зла, поэтому один взмах руки перевернул поднос прямо на платье одной мадам, стоящей вместе со своим мужем. Ее я узнала сразу. Это была одна из тех дам, которые когда-то говорили моему отцу «Какая прекрасная у вас дочка!».
- Вы что себе позволяете!!! – заорала мадам, пока нежный соус стекал по ее юбке.
- Гораздо меньше чем вы, водя любовника домой, когда муж уезжает на собрание акционеров, - улыбнулась я, видя, как дама бледнеет и чуть не оседает.
Заиграла музыка, видимо, чтобы скрыть неловкость момента. Я направлялась прямиком к банкиру, слыша шелест голосов: «Вот это платье! Просто невероятное! Неужели оно из павлинов!».